Османец - [172]

— Он сделает это? — спросил Хоквуд.

— Я уверен, что он здраво мыслит.

— Ты полагаешь, что он всё равно приговорён, даже если сдастся?

— Это так. — Сокуллу взглянул на Энтони. — Если тебе не по силам командовать армией, скажи об этом сейчас.

— Я возьму на себя командование, — уверил его Энтони. — А Селим примет участие в походе?

— Принц не приспособлен к военным походам, — помедлив, ответил Сокуллу и многозначительно посмотрел на Энтони.

— И всё же в своё время он будет нашим падишахом, — проговорил Энтони.

— Конечно. Но это не означает, что произойдёт что-то ужасное. Когда султан слаб, легче прославиться, возможно, даже легче, чем когда он силён. Имей это в виду, Хоук-паша, потому что я уверен, что ты хочешь славы.

Энтони склонил голову.

— Можно я тебе кое-что предложу? — продолжил Сокуллу. — Есть один человек по имени Иосиф Наси. Ты слышал о нём?

— Ты имеешь в виду испанского еврея, который пользуется благосклонностью падишаха?

— Совершенно верно. Его изгнали из Испании сторонники католицизма, фанатичные приверженцы короля Филиппа. У него много единомышленников среди соотечественников. Поскольку веротерпимость нашего хозяина хорошо известна, Наси сумел завоевать дружбу Селима. Я не буду обсуждать, потворствует ли он слабости принца, но его дружба хорошо оплачивается. Этот Наси во многих отношениях лоялен, но, по-своему, он, возможно, так же фанатичен, как и Филипп. Ходят слухи, что он обсуждал с Селимом возможность создания «национального дома» для евреев, где они могли бы собраться со всей Европы, даже со всего мира, хотя были разбросанными по свету в течение, пятнадцати столетий.

Такое новое государство может быть образовано только в Османской империи, потому что все христиане нетерпимы к еврейству. Эта идея была предложена падишаху, и он дал Наси земли в Палестине, чтобы самому видеть, чего тот может достичь. Скажу откровенно: падишах не очень заинтересован этим проектом, но меня информировали, что Селим склоняется к нему. Он считает, что организация еврейского государства, защищённого Османской империей, может иметь очень важное значение. Безусловно, евреи — богатые люди, их состояния можно выгодно обложить налогом; к тому же они разбросаны по всей Европе и могут собирать информацию, что очень полезно и, возможно, ценно.

Я говорю тебе это, чтобы ты понял, что нашему будущему хозяину нельзя отказать в отсутствии ума и проницательности. Я верю, что мы с тобой можем многого добиться в течение нескольких лет. Но помни: мы должны всегда быть верны нашему хозяину, кем бы он ни был, потому что это единственный путь для таких, как мы.

Хоквуд снова склонил голову.

Подобные разговоры могли не только вскружить голову человеку, которому нет ещё и двадцати пяти, но и испугать его. Энтони, конечно, хотел продвижения по службе, но только как моряк. Он знал, как преодолевать ветра, течения и опасности, которые могли разрушить его судно в море, но политические интриги были для него чем-то новым.

Как бы он хотел иметь доверенного человека, с которым можно было всё обсудить. Но такого человека не было, за исключением Драгута... Но Энтони казалось, что обсуждать слова Сокуллу с Драгутом опасно, даже если бы адмирал находился рядом.

Гораздо лучше забыть об этом разговоре до зимы и довольствоваться быстрым ростом своей карьеры. Обещания Сулеймана сбылись: его поздравляли Али Монизиндаде и Улуч-Али, хотя Пертав-паша, подёргивая бороду, что-то проворчал о выскочках-неверных, которые получают преимущество перед опытными мусульманскими моряками.

Никому из этих людей султан не доверял своих планов по поводу Баязида. Эскадра Энтони тщательно готовилась к походу, но это рассматривали как рвение молодого командира, стремящегося сделать свои корабли лучшими во флоте. Али Монизиндаде-паша смотрел на это с благодушным безразличием. Несмотря на мрачные прогнозы Али, империя жила в мире. Адмирал не имел представления о том, что мрачные прогнозы скоро реализуются.

Сразу после нового года Барбара родила. На свет появился желанный мальчик.

Энтони вздохнул с облегчением. В последнее время его жена стала раздражительной и часто ворчала, что он слишком много времени проводит не дома. Барбара подозревала, что Энтони развлекается с наложницами, хотя он всё время был занят в бухте. С тех пор как он женился, у него не появлялось желания спать с кем-либо, кроме своей жены.

Мальчика назвали Джоном, его крестил итальянский священник, тот самый, который венчал Энтони и Барбару.

Подготовка к кампании ускорилась и больше не могла оставаться тайной. Когда войска, созванные Сокуллу, собрались за городом и янычары наточили сабли, люди на улицах зашептались. Но никто так и не знал, куда султан направит армию. Если Сулейман хотел сохранить тайну, она сохранялась.

И всё же вопросы были...

— Ты идёшь на войну, — сказала Барбара. Она сидела на диване, окружённая служанками. Её грудь была обнажена, маленький Джон уткнулся в левый сосок.

— Это моя профессия, — напомнил ей Энтони.

— Этот поход будет долгим? — после паузы спросила Барбара.

— Всегда лучше полагать, что кампания будет долгой, — помедлив, ответил он.