Оскорбление нравственности - [101]

Коммандант Ван Хеерден поспешил туда.

— Что стряслось? — нетерпеливо спросил он.

— Он сказал «да», — ответила сестра. Доктор фон Блименстейн истерически рыдала.

— По-моему, он и должен был это сказать, — недоумевал коммандант.

— Да, но не тогда, когда священник спрашивает, может ли кто-либо из присутствующих назвать причину, по которой священный союз этой пары не может быть заключен, — объяснила сестра. По лицу комманданта расплылась широкая улыбка.

— Ну что ж, — жизнерадостно произнес он, — значит, Веркрамп все-таки не сумасшедший. Похлопав безутешную врачиху по спине и произнеся что-то вроде «нельзя вечно только выигрывать», он вошел в палату поздравить несостоявшегося жениха.

У констебля Элса оказались сложности иного рода. В полиции раздался телефонный звонок. Звонил специалист по набиванию чучел из пьембургского музея. Голос его звучал почти истерически.

— Он хочет, чтобы я сделал из него чучело, — втолковывал таксидермист дежурному сержанту.

— А что такого? Почему не сделать чучело из лисьего хвоста? — переспросил сержант, который никак не мог взять в толк причины, вызвавшие такое перевозбуждение у звонившего.

— Я же вам втолковываю, что это не лисий хвост. Это фаллос, — кричал таксидермист.

— Что фальшивое? — переспросил сержант.

— Ничего не фальшивое. Самый настоящий фаллос![76]

— Знаете, что-то вы путано объясняете, — сказал сержант.

Таксидермист глубоко вздохнул и попытался объяснить еще раз. В конце концов дежурный сержант соединил его с коммандантом, который мгновенно понял, о чем говорит звонящий.

— Не волнуйтесь, — постарался успокоить его коммандант, — я немедленно сам займусь этим делом.[77] Таксидермист с отвращением посмотрел на телефон.

— Будьте так любезны, — сказал он и с облегчением положил трубку. Коммандант потребовал не медленно прислать к нему Элса.

— Я полагал, что больше об этой мерзости не услышу, — начал коммандант, когда Элс предстал перед ним. Тот стоял потупившись.

— Я хотел сохранить его на память, — оправдывался он. — Установить его на подставку.

— На подставку?! — заорал коммандант. — Ты с ума сошел! Забудь об этом, понял?!

Элс ответил, что постарается.

— И вот еще что, — предупредил его коммандант. — Если ты мне снова попадешься с этой штукой, я составлю на тебя протокол.

— За что? — поинтересовался Элс.

— За оскорбление нравственности, — злобно прорычал коммандант. Элс отправился избавляться от своего трофея.

Неделя проходила за неделей, в Пьембурге постепенно восстановилось неторопливое течение жизни, а воспоминания о взрывающихся страусах и прочих происшествиях отошли в область местных преданий. Коммандант не имел ничего против того, чтобы о взрывах забыли как можно скорее. Оглядываясь на события тех дней, он все больше поражался пропасти, что разделяла реальную жизнь и литературу. От усиленного чтения пользы не жди, думал он, вспоминая, какую судьбу уготовило полковнику Хиткоут-Килкууну и членам «клуба Дорнфорда Йейтса» чрезмерное увлечение литературой. Вместо этого коммандант занялся утверждением традиций английского джентльменства на практике. Свора гончих, принадлежавшая прежде полковнику, была отправлена на полицейскую псарню, где у вновь прибывших завязались самые дружеские отношения с доберман-пинчерами. Во главе псарни был поставлен констебль Элс, умевший поразительно хорошо ладить с собаками. Коммандант приобрел лошадь, сшил на заказ малиновый охотничий костюм, и дважды в неделю можно было видеть, как он отправляется за город вместе со сворой гончих и с восседающим на коренастой лошаденке Элсом, а впереди них мчится, пытаясь спасти свою жизнь, один из заключенных с подвешенным у пояса мешочком анисового семени. Иногда коммандант приглашал на такую охоту и доктора фон Блименстейн, которая тоже любила верховую езду. Коммандант считал, что сейчас, когда Веркрамп ее бросил, он таким образом хоть чем-то помогает бедной женщине. Да и в любом случае, полагал он, разумнее поддерживать с ней добрые отношения.

В целом коммандант пребывал в мире и согласии с жизнью и с самим собой. Что бы там ни произошло в прошлом, но ценностям Западной Цивилизации в Пьембурге до сих пор ничто не грозило, а сам коммандант надежно стоял на страже традиций, бравших начало из сокровенных глубин в сердце настоящего английского джентльмена.