Оскомина - [42]

— Лапочка, — Ричард крепко обнял меня. Потом заказал нам еще по двойной порции. И опять меня обнял. Не могу не отметить, что и в кризисе супружеской жизни есть свои плюсы, например, тебя то и дело заключают в объятия.

— И кто же это, парень или девушка? — спрашивает Ричард.

— Парень или девушка? В каком смысле?

— В кого влюбился Марк? Вот в каком смысле, — уточняет Ричард.

— Знаю, ты Марка не любишь, — говорю я, — но что за глупый вопрос.

— Значит, в девушку, верно?

— Верно, — подтверждаю я.

— Вот и Хелен тоже влюбилась в девушку, — говорит Ричард.

— Ах ты, мой дорогой…

Мы переглянулись. Ситуация была щекотливая. Иначе и быть не может, когда друг рассказывает про семейные неприятности: тут необходимо очень тщательно выбирать слова — вдруг у него все уладится? Но я оказалась в еще более щекотливом положении, чем обычно. К примеру, было бы ужасной ошибкой посоветовать: «Да пускай она катится, скатертью дорога», хоть меня и подмывало так сказать. Еще хуже было бы ляпнуть «лесбиянка», но этого я боялась зря, Ричард меня опередил:

— Ты знала, что она лесбиянка?

— Так ведь поди пойми, кто лесбиянка, а кто нет, — говорю я. — Самые очаровательные, женственные дамы — лесбиянки. Если на то пошло, Хелен, по-моему, на лесбиянку не тянет: шарму в ней маловато.

— Не смешно, — бурчит Ричард.

— Очень даже смешно, — говорю я. — Скорее всего, она не настоящая лесбиянка; просто увлеклась какой-то женщиной, и все.

— Ясно: теперь ты станешь мне внушать, что это нормально и естественно — мол, у всех женщин есть склонности такого рода.

— Не стану, — говорю я, — но для женщин, в отличие от мужчин, это не столь уж серьезное отклонение. Подумаешь, большое дело.

— Очень даже большое, если речь идет о твоей жене, — возражает Ричард. — А самое ужасное в том, что она влюбилась в особу, с которой я сам ее познакомил, — в свою собственную секретаршу, а ведь я ее к Хелен и устроил.

— Что-то я не улавливаю…

— В Джойс Раскин, — говорит Ричард. — Свою секретаршу. Раньше она работала на Тринадцатом канале, но ее сократили. Мне она всегда нравилась, а Хелен как раз подыскивала секретаря; я дал Джойс номер телефона Хелен, и теперь она спит с моей женой.

— Ну, Джойс тут не виновата, замечаю я.

Когда моя подруга Бренда стала спать с моим первым мужем Чарли, я совершила похожую ошибку — свалила вину на Бренду. Меня ничуть не удивляло, что Чарли стал мне изменять — он же мужчина, а мужчины изменяли мне еще с первого класса. Но она же моя подруга! Мы дружили с нашей первой встречи, а было нам тогда по пять лет. Познакомились в детском саду, в очереди за книгами. Та минута врезалась мне в память на всю жизнь: девочка впереди меня обернулась, я взглянула на нее и поняла, что ничего прекраснее в жизни не видала. Льняные волосы до пояса, темно-зеленые глаза, снежно-белая кожа — просто принцесса из какой-нибудь дурацкой сказки. Я всегда тешила себя надеждой, что в конце концов она подурнеет, а я с возрастом похорошею и мы более или менее сравняемся. Но она так и не подурнела. Что еще хуже, в детстве мы с ней каждое лето ездили в лагерь, участвовали там в спектаклях, и она всегда играла девочку, а я — мальчика. Годами меня снедала жгучая обида на Бренду: я мечтала получить роль девочки, но ни разу не получила. Если честно, в глубине души я даже обрадовалась, когда она стала спать с Чарли: я избавилась от чувства вины, ведь я много лет завидовала Бренде, а теперь меня грело сознание, что я — невинная жертва обмана.

Словом, в измене есть и своя привлекательность: из запутанных отношений, при которых обе стороны не чураются оскорблений, ты с великим удовольствием переходишь в другую реальность, простую, ясную и приятную, так как твой обидчик (или обидчица) совершил по отношению к тебе нечто настолько ужасное и непростительное, что тебе мгновенно отпускаются все второстепенные грехи типа лени, зависти, обжорства, алчности… И еще какие-то три, но их я забыла.

Только спустя много лет, когда мне наконец открылась вся чудовищность измены, я убедилась, что совершенно напрасно винила во всем Бренду. Прошли годы, и в один прекрасный день поганка Бренда появилась на свадьбе моего отца — он женился на ее старшей сестре, — подошла ко мне и искренне, со слезами в голосе говорит:

— Очень надеюсь, что мы снова станем друзьями.

— Сильно сомневаюсь, — отвечаю я.

— Но мне тебя так не хватает, — и она заплакала.

— Ты меня не разжалобишь, не надейся, — говорю я. — Я тебе ничего плохого не делала, не то что ты. Не забыла еще?

— Нет, — признается Бренда. — И не прощу себе этого никогда. Прости меня. Ну пожалуйста!

Прояви благоразумие, Рейчел, приказываю я себе. Теперь она тебе родня. Неужели из-за одного давнего проступка ты никогда больше не станешь с ней разговаривать? Только потому, что однажды твой муж отправился за электрическими лампочками, но так их и не купил?

— Умоляю, прости меня, — продолжает Бренда. — Если бы я могла вычеркнуть из своей жизни одну неделю, я бы вычеркнула ту неделю во Флориде.

ТУ неделю во Флориде?! Я не верила собственным ушам. Задолго до тех поисков электрических лампочек Бренда пребывала в унынии от своего брака с Гарри, и мы с Чарли взяли ее с собой на кулинарный конкурс компании «Пиллзбери». Просто чтобы она взбодрилась! Представляете? Я всю неделю бродила по Большому залу отеля «Фонтенбло», оценивая слоеные рогалики с кремом, а теперь выясняется, что тем временем Бренда с Чарли смотрели по платному каналу порнографические фильмы и без передышки трахались, точно кролики. А тут у моего отца свадьба, куча гостей, отец рассказывает очередную байку с бородой про то, как он послал Говарда Хоукса