Осколки вечности - [8]

— Всей душой! Искренне верю, ценю и восхищаюсь теми, кто сумел пронести драгоценные крупицы доверия и понимая через годы жизни.

— Вы обманываетесь, — с нажимом произнес мужчина, резко выпуская мою руку, что заставило меня вынырнуть из пучины блаженства и вновь очутиться в пределах ничем не освещенной комнаты. — Доверие, понимание, забота и бережность по отношению к чувствам других не более чем красиво изложенная сказка. Человек по природе своей существо эгоистичное, алчное и жадное. Прикрываясь благими целями, он творит зло, сеет хаос и разрушение. Преданность Богу, семье, друзьям — наиболее часто озвучиваемые оправдания…Никому не открывайтесь, Астрид. Будьте честны перед собой: вы пришли в этот мир в одиночестве, ведь так?

Смутно улавливая суть разговора, я пробормотала невнятное согласие.

— И должны жить, полагаясь только на себя. Эту истину я усвоил очень давно, — печально признался он и через мгновение добавил что-то еще, почти беззвучное и в то же время предельно ясное. 'Слишком много времени прошло с тех пор'.

Я уже готова была поинтересоваться, правильно ли расслышала последние слова, когда незваный гость неожиданно вновь схватил меня за руку и крепко сжал.

— Красивое зеркало, — словно невзначай подметил он, бросая быстрый взгляд через плечо в тот угол, где стояла моя несравненная находка. — Старинное, сейчас таких не делают. Вероятно, середина девятнадцатого века, если мне не изменяет зрение. Я неплохо разбираюсь в этих вещах.

И каким чудесным образом ему удалось разглядеть мою находку через всю комнату в то время, как мне не представляется возможным узреть кончик собственного носа?

— Наверное, вы правы, — не совсем к месту брякнула я, украдкой вытирая свободную от его хватки руку о пижамные штаны, в надежде скрыть следы чрезмерной нервозности. — Так зачем вы здесь?

Уф, мне, наконец, удалось задать вопрос, звучащий не как смиренное принятие баснословного количества собственной глупости! Ответа пришлось ждать целую минуту, за которую неприятное покалывание в области позвоночника от чрезмерного напряжения переросло в настоящую боль.

— У меня много причин, — уклончиво сказал Джей, переходя на полушепот, в очередной раз лишивший меня способности соображать. — Но я назову вам две из них. Первая заключается в том, что мне не терпелось представиться новым владельцам дома, а именно их очаровательной дочери, — чуть склонив голову, он потянул мою ладонь вверх и мягко поцеловал. — Вторая, — спокойно продолжил обладатель сногсшибательных манер, казалось, не обративший никакого внимания на то, как у меня в прямом смысле подогнулись колени, — будет вам не совсем ясна. Я люблю эту комнату.

— Любите? — с неприлично разинутым ртом переспросила я.

— Да, — очень серьезно пояснил он, и по изменившемуся тону становилось понятно: дальнейших объяснений не предвидится, что только подстегнуло мое разыгравшееся не на шутку любопытство.

Никогда прежде я не слышала в чьем-либо голосе такую будоражащую кровь смесь из обожания, сожаления, восхищения и горечи, с какой мужчина говорил о моей комнате. Для него она была не пустынным десятиметровым пространством, скучающим в отсутствие мебели, а чем-то живым, дышащим и, безусловно, прекрасным. Во всяком случае, у меня возникло подобное ощущение.

— Мне пора, Астрид, — словно почувствовав мое желание углубиться в расспросах, стал прощаться мужчина, довольно настойчиво избавляясь теперь уже от хватки моих пальцев. — И в качестве веского аргумента вернуться сюда завтра: у вас очень милая пижама.

Призывный и безумно заразительный смех заставил меня опустить взгляд вниз и покрыться неровными пятнам отвратительного румянца, исчезнувшего без следа при виде футболки, по центру которой расплывалось жуткое темное пятно. Неровное, оставляющее неаккуратные потеки, оно все разрасталось и делалось больше. Я попыталась отряхнуться, беспорядочно хлопая себя ладонями по груди, и с диким воплем отдернула руки, окрасившееся красным. Вязкая, липкая и тошнотворная…кровь. Мои пальцы были перепачканы кровью!

Это оказалось последней каплей. Завизжав с такой силой, что моим вокальным данным позавидовал бы любой всемирно известный оперный певец, я рванула вверх края футболки и…проснулась, сидя на надувном матрасе в обществе скомканных простыней и завязанного в узел одеяла, с бешено колотящимся сердцем, доведенная до истерики, но живая и невредимая (как показал тщательный осмотр).

Сосед, шастающий по чужим домам ночью, говорящий витиеватыми предложениями конца двадцатого века, лица которого мне не удалось разглядеть, абсолютно лишенные смысла разговоры, болезненные кошмары с литрами собственной крови… Должно быть, на ужин я съела слишком много своих любимых яблок в тесте, вот мне и мерещится всякая околесица. Любое проявление тревоги я списала на смену обстановки и все же не поленилась лично убедиться в том, что дверь спальни заперта изнутри на торчащий в замочной скважине ключ.

День пошел своим чередом, и к обеду по дому сновало огромное количество народа: две бригады строителей, нанятых папой для скорейшего приведения здания в божеский вид, энергичные женщины с кипами разноцветных каталогов встраиваемой мебели (мама всерьез озаботилась обустройством кухни), ландшафтные дизайнеры и еще масса лиц, об истинной цели присутствия которых я могла лишь догадываться. Единственный, кого я была рада видеть, так это представитель телефонной компании, пообещавший к вечеру наладить выделенную линию Интернета — мне не терпелось поделиться с Рейчел своими впечатлениями о новом месте обитания. Конечно, можно воспользоваться мобильным, но это будет совершенно не то. Позже я поддалась на уговоры мамы и принялась объяснять слишком строгой на вид сорокалетней даме свои видения идеальной комнаты для девочки-подростка.