Осколки сердца - [28]

Мы опять встретились у Вовочки. Здесь необходимо сделать одно важное уточнение: никто из моих друзей не желал принимать мои увлечения всерьёз. Меня называли бездельником и себялюбивым эгоистом. Кино, в котором с удовольствием снимались друзья, в их глазах оставалось обыкновенным хобби. Почему-то никто не желал увидеть в этом профессию. Я мечтал о режиссуре и шёл в ту сторону, где она, как мне представлялось, ждала меня. Если бы у меня получилось, мои друзья вынуждены были бы признать, что я не зря отказался от того, чем так дорожили они – от карьеры, от благополучия.

И вот Латынин сел смотреть моё кино. Фильмы коротенькие (в среднем по тридцать минут), время пролетело быстро. Латынин смотрел с удовольствием, и Вовочка раздражался из-за этого: ведь Леонид Александрович был для него непререкаемый авторитет. Если Латынину нравится, то это бьёт прямо по позициям Вовочки… А Латынину нравилось!

После просмотра Леонид Александрович вышел к нам на кухню и сказал: «Очень хорошо! А тот кадр, где окурки плавают в посуде, просто гениален!»… Мнение Латынина было для меня как лавровый венок над головой императора во время триумфа.

А через год я приехал к Леониду Александровичу на Патриаршьи пруды, где всегда скрипели старые паркетные полы и царила атмосфера какой-то таинственности. Мы долго сидели за кухонным столом, говорили об искусстве и я жаловался на то, что у меня ничего не получается: всюду стена. Он внезапно встрепенулся: «А давайте я Маргарите Тереховой позвоню. Может, она посоветует что-нибудь». И позвонил. Терехова в тот же день связалась в Альгисом Арлаускасом, который преподавал во ВГИКе, и он согласился посмотреть мои фильмы… Потом были вступительные экзамены… Впрочем, это уже другая история…

Если бы не он, я бы не попал во ВГИК и не прошёл бы тот удивительный путь, который наметился в моей судьбе после того разговора на Патриарших прудах.

Работая на ТВ, я делал с Димой Менделеевым программу «Империя сна». Блуждая в поисках материала, пытаясь нащупать нужное и определиться в непонятной для нас самих задаче, я вспомнил про Латынина. Кто лучше всего рассказывает? Конечно, Леонид Александрович! Мы нагрянули к нему с кучей съёмочной техники, возили камеру на колёсиках, высвечивали софитами уголки комнаты, а я, высчитав сложную траекторию движения камеры, заставлял Латынина рассказывать свои сны, пересаживая его с место на место в процессе рассказа. Он не мог понять, чего я хочу и зачем такие сложности. Я не мог объяснить, потому что многие вещи я объяснить не могу… Жаль, что не сохранилось копии той передачи. Это был серьёзный эксперимент.

В 1991 году я закончил мой первый роман. Не зная, что с ним делать и опасаясь отдавать его в чужие руки, я позвонил Леониду Александровичу. «Не украдут ли в издательстве?» – спросил я. «Никому ваш роман не нужен», – ответил Латынин, даже не поинтересовавшись, о чём книга. Принимая меня как режиссёра, он категорически не желал видеть во мне писателя. Правда, на тот момент я написал только один роман и какие-то невнятные повестюшки, но Латынин даже не захотел слушать о них. Почти с раздражением он сказал: «Всё равно не напечатают». Возможно, он испугался, что я пишу слишком хорошо и составлю ему конкуренцию. Или боялся обнаружить, что я пишу отвратительно и придётся подыскивать какие-то слова, объясняя это… Да и вообще…

Время промчалось, изменив всех до неузнаваемости и расшвыривая по планете. Многие вообще исчезли с лица Земли. А некоторые живут где-то, довольные собой, но скучные и неинтересные. Давно я не слышал ничего про Леонида Латынина, лишь как-то раз промелькнул он в телевизионной передаче Виктора Ерофеева. Но почему-то мне кажется, что он остался прежним, со своими красочными мыслями, со своими воодушевляющими рассказами…

Хотелось бы и мне быть таким же интересным для сегодняшней молодёжи, каким для меня был Леонид Латынин.

ПРО САМВЕЛА ГАСПАРОВА

Как-то увидел я по ТВ сюжет о приезде Майкла Джексона в Москву в 1993 году. С удивлением узнал, что гастролями Джексона занимался Самвел Гаспаров.

Судьба свела меня с ним, когда я ушёл из Внешторга. Я хотел попасть в кино, делать фильмы, но ничегошеньки не знал о том мире и о том, как подступиться к моей мечте. Я снимал что-то на любительском уровне, но понятия не имел, как становятся профессионалами. Это покажется странным, но лет до двадцати мне ни разу не приходила мысль о ВГИКе. Я был знаком с одним студентом, учившимся на операторском факультете, и – что гораздо важнее – с Катей Бобровской, дочкой известного режиссёра, учившейся во ВГИКе на киноведческом. Но их присутствие в моей жизни почему-то не заставило меня задуматься о поступлении во ВГИК. Институт кинематографии был словно отгорожен от моих мозгов какой-то заслонкой.

Саша Шурубурин, коллега моего отца, в то время женился второй раз. Его жену звали Тамара. Она сказала, что в их гаражный кооператив просится некий Самвел Гаспаров. «Давай я поговорю с ним, чтобы он взял тебя под своё крыло. Может, поработаешь с ним, опыта наберёшься», – предложила Тамара. Разумеется, я согласился.