Осколки наших сердец - [5]

– Дана, – отец шагнул ей навстречу, – что ты делала в подвале?

Она проигнорировала его вопрос.

– Айви, как губа?

Обезболивающее пока не подействовало. Губа сильно болела.

– Нормально, – соврала я.

Мать подошла ближе и осмотрела мой ушиб. Она стояла слишком близко. От нее странно пахло. Резко и пряно, какой-то травой. Но в сад она пока не выходила – в такую-то рань.

Она сверлила меня взглядом.

– Сегодня никуда не пойдешь.

– Что? Почему?

– Ты наказана, – она испытующе взглянула на меня и перевела взгляд на отца. В вопросах воспитания она всегда ему уступала, но вела себя при этом насмешливо, иронично, будто мы – детишки из песочницы, которых нельзя принимать всерьез.

– Я наказана? – Я повернулась к папе.

Он неуверенно взглянул на меня.

– Если мама сказала…

– Но ведь каникулы! Я ничего не сделала!

– Ну… ты села в машину с пьяным водителем.

– Я не знала, что он пьян!

– В следующий раз будешь внимательнее, – сказала мама и выпятила губы. – Надеюсь, ты бросила этого тупицу.

Я покраснела, испытывая и досаду, и самую малость торжества.

– Ага. Бросила.

– Вот и молодец, – пробормотала она и направилась к выходу.

– Эй, – папа ласково положил ей руку на плечо и развернул к себе лицом. – У тебя что, мигрень начинается?

В его голосе звучало обвинение. И он был прав; теперь и я заметила. Мигреней у мамы не было уже давно. И я уже забыла, как обвисал ее рот и дергался глаз, когда у нее болела голова.

– Все у меня в порядке, – ответила она. – Правда. Я уже позвонила Фи.

Фи была маминой лучшей подругой. Они были близки, как сестры. И когда у мамы начиналась мигрень – а это бывало не так уж часто, – тетя Фи приносила настой из корешков с уксусом, который они с мамой пили вместо лекарств.

– Я не то хотел… – Папа осекся и отошел назад. – А знаешь, неважно. Поступай как хочешь.

Он чмокнул меня в висок.

– Попозже поговорим. Я еду кататься.

Когда за ним закрылась дверь, я взглянула на маму.

– Папа на тебя злится?

– Не переживай, – коротко ответила она. – Я пошла наверх.

– Мам. Подожди.

Я жаждала ее внимания. Мне было мало того, что она вчера меня дожидалась, потом запретила выходить, то есть показала, что ей не плевать на меня и не плевать на то, с кем я встречаюсь. Мне хотелось, чтобы она задержалась, поговорила со мной еще. Вот только о чем?

– Вчера, когда я пришла, ты сказала, что тебе приснился плохой сон.

Она чуть опустила подбородок. Это был даже не кивок.

– Сон был обо мне? – выдохнула я.

– Айви, – ее голос был мягким. Непривычно мягким. – Зря я тебе… это был просто сон.

Но я вспомнила, что вчера она совсем не выглядела сонной, а была взбудоражена и напугана, причем еще до того, как увидела мою разбитую губу.

– А что тебе приснилось?

Она ущипнула себя за переносицу и зажмурилась.

– Темная вода… Бегущая темная вода. И…

– И что? – мой голос прозвучал как издалека.

Ее глаза резко распахнулись.

– Ничего. – Она попыталась улыбнуться. – Фи сказала бы, что вода снится к переменам. Но у нее все сны к переменам.

Я не улыбнулась в ответ. Перед глазами возникла девушка из леса, она стояла на коленях в ручье с черной водой.

– Мам, – робко начала я, – я…

Она нажала пальцем на глазницу.

– Не сейчас. Правда. Мне нужно прилечь.

И я позволила ей уйти, а сама, как всегда, стала думать, что сказала не так и что надо было сказать, чтобы она осталась.

Глава третья Пригород Сейчас

Еще одиннадцати не было, а солнце уже грело беспощадно. Машины и почтовые ящики слепили бликами. Я сидела на крыльце и попеременно глотала кофе и вязкий июньский воздух, горячий, как суп. Машина Билли Пэкстона стояла у дома. Я видела ее в окно. Я решила еще раз поблагодарить его, если он решит выйти из дома. На этот раз как полагается.

Телефон в заднем кармане завибрировал. Амина прислала сообщение.

«Срочно зайди к Нейту в профиль!»

– О нет, – прошептала я. Но тут пришло второе сообщение.

«Это не про тебя, не волнуйся. Напиши, как посмотришь».

Нейт сделал пост меньше десяти минут назад. На фото красовалась его смазливая физиономия – меня так и подмывало ему влепить. Рот открыт, глаза полуприкрыты. За спиной вывеска кафе-мороженого. С черно-белым фильтром фотография напоминала кадр из фильма.

Его губа распухла и была запачкана темной кровью. Глаз заплыл. Подпись к фотографии гласила: «Видели бы вы другого парня». Младший брат Нейта Люк прокомментировал: «Говорят, другим парнем был припаркованный почтовый фургон».

Я смотрела на фотографию, пока у меня не заболела челюсть, и лишь тогда разжала стиснутые зубы.

«Ну что, видела?»

«Да», – ответила я. «Видела».

«Мгновенная карма», – написала Амина. Нейт ей никогда не нравился. «Как можно врезаться в припаркованный почтовый фургон?»

Я не ответила. Телефон снова завибрировал.

«Я злая, да? Прости! Клянусь, если бы он умер, я бы не радовалась! И это не я припарковала почтовый фургон. Честное слово».

«Ха-ха-ха», – ответила я и положила телефон экраном вниз на бетон.

Я провела пальцем по губе. Страх червячком закрался в живот. Мне стало не по себе оттого, как быстро сработала карма.

Раздался звук, словно кто-то встряхнул стакан с игральными костями. Этот звук всегда предвещал появление тетиного фургона. Я улыбнулась. Колымага была старше меня, и ездить на ней умела лишь тетя Фи. Чтобы завести фургон, требовалось знать не меньше пяти особых приемов, и одним из них была молитва.