Осколки - [28]

– Он много с вами разговаривал, – заметил я. – Больше, чем с кем бы то ни было.

Эд возразил, что Мартин и с парнями любил поболтать. Он мог кое-что порассказать про их похождения, добавил он, подмигнув мне, как будто бы все жокеи были настоящими донжуанами. Теперь, когда мы перешли на менее скользкую тему, Эдди успокоился и снова превратился в деловитого и толкового помощника жокея, каким я привык его видеть.

По дороге домой Уортингтон подытожил то, что нам удалось узнать за этот день:

– Я бы сказал, что Мартин и тот, белобородый, этой кассетой очень дорожили.

– Ага.

– И, так или иначе, из того, что говорил ее отец, Роза сделала вывод, что на этой кассете записано, как изготовить античное ожерелье.

– Да нет, там должно быть что-то поважнее.

– Ну… может, там говорится, где его найти?

– Поиски клада? – Я покачал головой. – Да нет. Я знаю только одно действительно ценное античное ожерелье из золота со стеклом – а уж я-то в старинном стекле разбираюсь неплохо, – и это ожерелье хранится в музее. Оно действительно бесценно. Создано оно, вероятно, на Крите или, во всяком случае, где-то в районе Эгейского моря около трех с половиной тысяч лет назад. Оно называется «Критский восход». Я сделал копию этого ожерелья и один раз одолжил ее Mapтину. Кроме того, я заснял процесс изготовления на видеокассету. Ее я тоже одолжил Мартину, и она до сих пор у него – или, точнее, бог знает где.

– А если есть какая-то другая? – спросил Уортингтон.

– Другая кассета? Или другая копия ожерелья?

– А почему бы и не быть двум кассетам? – предположил Уортингтон. – Роза могла их спутать…

Я подумал, что скорее это мы с Уортингтоном все спутали. Однако мы благополучно приехали к Бомбошке, вооруженные по крайней мере двумя точно установленными фактами: во-первых, Роза, Норман Оспри и Эдди Пэйн провели воскресный вечер в Бродвее, и во-вторых, некий пожилой, худощавый, белобородый человек, похожий на профессора, зашел в мой магазин в первые минуты нового века и не остался, чтобы помочь Ллойду Бакстеру во время эпилептического припадка.

Когда мы, хрустя гравием, остановились на дорожке перед домом Бомбошки, навстречу нам из парадной двери с распростертыми объятиями выбежала Мэриголд.

– Бомбошка больше во мне не нуждается! – театрально объявила она. – Доставайте карты, Уортингтон! Мы едем кататься на горных лыжах.

– Э-э… когда? – уточнил шофер, нимало не удивившись.

– Завтра утром, разумеется. Заправьтесь бензином. По дороге заедем в Париж. Мне нужно приодеться.

Уортингтон отнесся к этой новости куда спокойнее, чем я. Он шепнул мне, что Мэриголд большую часть времени только и делает, что покупает новые наряды, и предрек, что катание на лыжах продлится максимум дней десять. Мэриголд это развлечение быстро прискучит, и она вернется домой.

Бомбошка отнеслась к известию об отъезде своей матушки с облегчением, которое, однако, довольно умело скрыла, и с надеждой спросила, разобрались ли мы с «этой ужасной историей с кассетой». Бомбошка жаждала покоя. Но гарантировать ей покой я никак не мог. Однако я не стал говорить ей о существовании Розы и о том, что эта женщина и покой совершенно несовместимы.

Я спросил у Бомбошки про белобородого. Она сказала, что никогда не видела такого человека и не слышала о нем. Когда я объяснил ей, что это за человек, она позвонила Прайаму Джоунзу. Тот был разобижен тем, что Ллойд Бакстер забирает от него своих лошадей, однако все же сообщил, что ничем помочь не может, и выразил сожаление по этому поводу.

Бомбошка позвонила еще нескольким тренерам, однако, по всей видимости, среди знакомых им владельцев скаковых лошадей не было ни одного пожилого, худощавого и белобородого профессора. Устав от звонков, Бомбошка убедила свою матушку позволить Уортингтону продолжить наше путешествие и отвезти меня, куда мне надо. Я с благодарностью чмокнул Бомбошку в щеку и попросил отвезти меня ко мне домой. Мне хотелось упасть и не двигаться.

Отъехав от дома Бомбошки, Уортингтон сообщил мне, что очень любит кататься на горных лыжах. Что ему очень нравится Париж и очень нравится Мэриголд. И что он в восторге от ее экстравагантной манеры одеваться. И что ему очень жаль бросать меня на растерзание Розе. Он жизнерадостно пожелал мне удачи.

Я пообещал придушить его.

Пока Уортингтон хихикал за рулем, я включил мобильник, чтобы позвонить Айришу и узнать, как прошел день в магазине. Но не успел я набрать номер, как раздался звонок с автоответчика, и голос юного Виктора Верити коротко произнес:

– Пришлите мне свой адрес электронной почты на адрес [email protected].

«Ну надо же! – подумал я. – Виктор раскололся!» Значит, с домом придется подождать. Единственный мой компьютер, подключенный к Интернету, находился в Бродвее. Уортингтон покорно развернул машину. Остановившись перед входом в магазин, он настоял на том, чтобы войти туда вместе со мной, на случай если внутри поджидают черные маски.

Однако в магазине было пусто. Никакой Розы. Мы с Уортингтоном вернулись к «Роллс-Ройсу», пожали друг другу руки, Уортингтон посоветовал мне беречь себя и беспечно укатил, предсказав, что не пройдет и двух недель, как он вернется.