Осколки чести. Барраяр - [13]

— Ничего страшного, — твердо сказал он, готовясь влезть в брюки.

— Что-то не верится. Дайте я посмотрю.

— Вы все равно здесь ничего не сможете сделать, — запротестовал Форкосиган, но подчинился короткому осмотру. — Довольны? — саркастически осведомился он, заканчивая одевание.

— Жаль, что ваши микробиологи не смогли составить мазь получше. — Корделия пожала плечами. — Но вы правы. Сейчас ничего сделать нельзя.

Они двинулись дальше. Теперь Корделия пристально наблюдала за ним. Временами барраярец начинал прихрамывать, потом замечал ее взгляд, и его шаг опять становился твердым. Но к вечеру он отбросил притворство и уже откровенно хромал. И все же в этот день он заставил их идти до самого заката, пока не начала сгущаться темнота. К концу перехода покрытая кратерами гора, к которой они направлялись, уже высоко поднималась над горизонтом. Наконец, споткнувшись в темноте, Форкосиган сдался и объявил привал. Корделия обрадовалась: Дюбауэр устал, тяжело опирался на нее и все норовил лечь. Они устроились на ночлег там, где остановились, прямо на красной песчаной земле. Форкосиган вскрыл люминофор и, как обычно, начал первое дежурство, а Корделия лежала в грязи и смотрела, как над головой мерцают далекие звезды.

Форкосиган попросил, чтобы она разбудила его до рассвета, но Корделия дала ему выспаться. Ей не нравился его вид: бледность сменялась багровой краснотой, а дыхание стало частым и неровным.

— Вам не пора принять болеутоляющее? — спросила она, когда он поднялся, с трудом ступая на заметно распухшую ногу.

— Пока нет. Надо поберечь таблетки про запас.

Он срезал себе палку, и путешествие возобновилось.

— Сколько еще осталось? — спросила Корделия.

— Думаю, день-полтора, в зависимости от того, как пойдем. — Он поморщился. — Не тревожьтесь. Нести меня не придется. Я считаюсь одним из самых тренированных людей в экипаже, по крайней мере, среди тех, кому за сорок. — И он похромал дальше.

— А много в вашем экипаже сорокалетних?

— Четверо.

Корделия фыркнула.

— И вообще, если потребуется, у меня в аптечке есть стимулятор, который даже труп оживит. Но я его тоже хочу приберечь на момент встречи.

— Каких-то неприятностей ждете?

— Все зависит от того, кто примет мой сигнал. Я знаю, что у Рэднова — это мой политофицер — по крайней мере два агента среди связистов. — Сжав губы, он испытующе поглядел на нее. — Видите ли, я не думаю, что был общий мятеж. Скорее, экспромт. Рэднов и еще несколько человек решили меня прикончить и свалить все на бетанцев. Понадеялись, что смогут спрятать концы. Если я прав, то на корабле все считают меня убитым. Все, кроме одного человека.

— Кого же?

— Хотел бы я знать. Того, кто ударил меня по голове и спрятал в папоротниках, вместо того чтобы перерезать глотку. Похоже, в группе лейтенанта Рэднова есть мой сторонник. И все же — будь этот парень действительно мне верен, ему стоило только слово сказать Готтиану, моему первому помощнику, и меня уже давно подобрали бы верные люди. Так кто же из моих людей настолько запутался, что предает сразу обе стороны? Или я чего-то не понимаю?

— Может, они все еще преследуют мой корабль? — предположила Корделия.

— А где ваш корабль?

Сейчас уже вполне можно быть откровенной, решила Корделия, это не причинит вреда:

— Думаю, на подлете к Колонии Бета.

— Если его не захватили.

— Нет. Они были далеко от вас, когда я с ними разговаривала. Пускай они и не вооружены, но скорость у них намного больше, чем у барраярского крейсера.

— Хм-м… Ну, это возможно.

Похоже, он не слишком удивлен, отметила про себя Корделия. Готова побиться об заклад, что его сведения о наших технологических секретах привели бы в ужас всю бетанскую контрразведку.

— Насколько долго они будут нас преследовать?

— Это решать Готтиану. Если он поймет, что надежды захватить вас нет, то вернется на нашу дежурную станцию. В противном случае он приложит максимум усилий, чтобы захватить ваш корабль.

— Но зачем?

Он искоса посмотрел на нее:

— Этого я обсуждать не могу.

— Не понимаю, почему. Единственное, куда я могу в ближайшее время попасть, — это барраярская тюрьма. Смешно, как меняются взгляды. После такого перехода даже тюрьма покажется роскошной обителью.

— Я постараюсь, чтобы до этого дело не дошло, — улыбнулся он.

Его взгляд и улыбка встревожили ее. На официальный тон она могла ответить напускной беззаботностью, защищая себя, словно фехтовальщик: выпад на выпад. Но фехтовать с его добротой — все равно что сражаться с морем: любые удары смягчаются и теряют силу. Корделия отпрянула, и его улыбка погасла, а лицо снова стало замкнутым и мрачным.

Глава 3

После завтрака они какое-то время шли молча. Первым заговорил Форкосиган. Казалось, лихорадка разъедает его привычную сдержанность.

— Давайте поговорим. Это отвлечет меня.

— О чем?

— О чем угодно.

Она задумалась.

— Как, по-вашему, командовать военным кораблем сложнее, чем обычным?

— Разница не в корабле, а в людях, — подумав, ответил он. — Быть лидером означает управлять человеческим воображением, своим и чужим. В бою это проявляется ярче всего. В одиночку даже самый храбрый солдат — всего лишь вооруженный безумец. Настоящая сила — это способность заставить других выполнять нужную вам работу. Разве во флотах Колонии Бета дело обстоит не так?