Осколки - [7]

«Погиб, исполняя служебный долг.

Представлен комроты посмертно к «Отваге».

Краткий, корявый, служебный слог.

Чуть ниже приписка, (комвзвод подписался):

«Простите, не смог я его уберечь.

Я рядом лежал, я в кустах не спасался.

Но мне повезло, била мимо картечь.

Так пули свистели — за яростным свистом

Не слышался грохот его РПКа.

Хотел на гражданке он быть трактористом,

Но стал он солдатом теперь на века.

Представлен к «Отваге» посмертно. Простите.

Я ранен всего лишь был в этом бою.

Простите, простите, простите, простите!

Простите, коль сможете, рану мою!»

Прощание

Ночь явилась.

Красками заката

едва теплил на холме лесок.

То ли сом плеснул у переката,

то ли отзвук… взрыва???

…На часок

я к реке приехал.

Любовался

волнами под золотом зари…

Час прошёл… другой… я оставался…

Вот уже мелькали фонари,

а за холм упавшее Ярило,

кровью заливая небосвод,

вдруг лучом зелёным посветило…

напоследок…

И потухло…

Вот

засверкала россыпь самоцветов —

звёздный рой на небе, на реке.

И тоской ненайденных ответов

волчий вой раздался вдалеке.

Волчий вой, (извечное проклятье

волчьей стаи),

вызов или плач?

В нем мирских законов неприятье…

Сам «певец» — и жертва… и палач…

Волчий вой возвысился, сорвался,

потревожил задремавший лес,

в моём сердце стоном отозвался

и, споткнувшись, без следа исчез.

Тишина нагрянула нежданно,

вдруг родившись в шелесте ветвей.

Я стою и внемлю благодарно,

без остатка растворяясь в ней.

Поднялась луна, на шпилях сосен

мягкий свет, как золото разлив.

И в права вступающая осень

тонким льдом подернула залив.

Я стою безмолвствуя.

Минуты

убегают в прошлое.

Часов

я не замечаю.

Будто путы

меня держат.

Тени серых сов

заскользили над уснувшим лугом.

Чешуей искрится перекат.

Ходики, устав в ходьбе по кругу,

вдарили полуночный набат.

И опять всё стихло.

Ночь степенно

открывает тайны для меня,

но уже вдали горит нетленно

новая восточная заря…

…и не сказать кому-нибудь другому,

что я стоял и слушал тишину,

не потому, что уезжал из дома,

а потому, что ехал на войну.

Михаил Кошкош

Кошкош Михаил Владимирович. Родился 9 апреля 1964 года. С декабря 1984 по июль 1986 проходил службу в ДРА, 271 ОИСБ, 2 ИСР. Награжден медалью «За отвагу». Автор книги стихов «Афганские четки» (2009 г.) Печатался в периодической печати, литературных альманахах «Искусство войны» (г. Москва) и «Странник» (г. Саранск) Женат. Двое детей. Живет в г. Мариуполь Донецкой области.

* * *

В кулаке — светляк от сигареты.

Ночь в проломе серого дувала.

Оседает «елочкой» ракета

В каменную яму перевала.

Звезды — точно косточки граната

В воздухе полночном и весеннем,

Да родная тяжесть автомата,

Что прилег котенком на колени…

Ощутить судьбу свою — гитару

В этот час, мистический и ранний,

Не в костлявых пальцах Чарикара,

А в ладонях трепетных Рязани.

Там, где пахнет хвоей и грибами,

Где блестит в траве дорога к дому,

Где не будешь тыкаться руками

Сослепу в последние патроны.

Если вернусь

Если вернусь…

Часто не верю, что можно вернуться,

Если вернусь…

Мне бы от радости не задохнуться,

Если вернусь…

То помолюсь обязательно Богу,

Если вернусь…

С этой чужбины к родному порогу.

С легким сердцем

Распахну я настежь двери дома

Чтобы в возвращение поверить…

С небом синим

Обопрусь о подоконник.

Спрячу слезы

В огрубевшие ладони

Если вернусь…

Рассказ

Возвращаясь домой, наша группа попала в засаду.

Подорвалась машина. Меня отшвырнуло с брони,

И спасла меня тень от большого куста винограда.

В винограде меня не заметили видно они…

Помню, видел троих, — их худые сутулые спины,

И отчетливо слышал гортанный чужой разговор.

Суетились они у подорванной нашей машины,

И я видел, как раненых там добивали

В упор…

Пыльный, солнечный модуль,

Больничные, бледные лица.

Занавески на окнах — роскошный военный уют.

Я мечтал об одном: поскорее заснуть и забыться,

И одно только помнить, — что любят меня и что ждут.

Под Баграмом санбат, знаю, многим покажется раем.

Для солдата санбат — что для древних паломников Рим.

Только я и во сне воевал и давился сухпаем,

Только я и во сне продолжал пробиваться к своим.

Мне сейчас говорят, что с войной этой вышла ошибка

Мол, война нам нужна, как счастливому евнуху хрен.

И тогда, я к лицу примеряю пустую улыбку.

Как протезы свои

Примеряю

Чуть выше колен.

Вишневая баллада

Маргарите

Полтава, Полтава! Вишневый цвет

Волнующая страна!

В полтавских садах росли с юных лет

Влюбленные: Он и Она.

Случилось за «речкой» ему служить —

О, время почтовых слов!

Да разве в разлуке ему забыть

Огромную их любовь.

Хмельная, плыла его голова:

Письмо ее — три строки.

А все остальные в письме слова —

Вишневые лепестки.

Броня принимала неравный бой,

В десантном отсеке — жар.

И эхо от взрыва тугой волной

Ударило в Чарикар.

Горелым тротилом пропах Восток,

В броне смерть одна на всех.

Пуржит, засыпает сухой песок

Полтавский вишневый снег.

Любовь ей прислали в большом гробу

С окошечком в черный цвет

И рвала за патлы свою судьбу

Вдова в девятнадцать лет.

Пустые года, как немое кино:

Все радости — стороной.

И вишни в саду заневестились, но

На что они ей одной?

И ветер качает и треплет листву,

И небо чернеет от гроз,

И падают спелые вишни в траву,

Как капли рубиновых слез…

Хлорка

В морг баграмского санбата

Привезли с войны солдата —

Да, тогда по адресатам

Многих выслала война!