Осколки - [10]

Впрочем, местные-то жители всё понимали. Однажды, выйдя из кабинета, Хуана услышала спор медсестры Пейшенс с ассистентом новой лаборатории психиатрии. Ассистент — его звали Букари — только что, видимо, сравнил больных психиатрического отделения с рыбами, выкинутыми из воды. Когда Хуана открыла дверь, говорила Пейшенс:

— Сами и виноваты. Чем они занимаются? Ищут себе приключений.

Ее реплика поразила Хуану.

— Каких приключений?

— Да ведь кто они такие? Алкоголики, наркоманы, всякие там оккультисты.

— Неужели вы не понимаете? Они пытаются найти выход, — сказал Букари. — Из тупика жизни.

— Вот они и выкинули себя из жизни, — возразила Пейшенс. — И вы, значит, правы. Они рыбы, выкинутые из воды.

— Да, выкинутые из воды рыбы. Все наши больные. — Букари сокрушенно покачал головой. Хуана уже возвращалась в кабинет, но, прежде чем она закрыла дверь, Букари все так же сокрушенно закончил: — Да-да, выкинутые. Из кипящей воды.

Дорога была теперь совсем пустой. Промелькнули последние предупреждения о полигоне, и Хуана спустилась в ложбину, вырытую в гряде холмов, протянувшихся почти до моря, а потом снова повернула налево и поехала к востоку, в сторону Темы. Шоссе теперь шло у самого берега, и кое-где на насыпи, в дождевых промоинах, виднелся чистый песок. Справа к дороге примыкал песчаный пляж. Кокосовые пальмы, отгородившие шоссе от моря, шелестели на ветру тяжелыми листьями. Обломанная ветка повисла над дорогой, шурша сухой, побуревшей листвой, а тени пальм косо протянулись к морю, расчерчивая песок темными параллельными полосами и порой, при резком порыве ветра, пересекаясь друг с другом.

Дорога опять пошла влево и чуть вверх, к металлическому, поржавевшему от морской соли мосту, под которым пролегла старая железнодорожная ветка на Тему. После переезда черный асфальт шоссе изогнулся крутой подковой, обходя вдающийся в берег залив, а рельсы по невысокой дамбе протянулись через залив напрямую. Они заржавели и казались совершенно заброшенными, потому что теперь, когда строительство порта закончилось, поезда по этой ветке не ходили.

Потом дорога снова пошла вдоль берега, прямо на восток. Иногда ветер, задувавший с моря, сносил машину чуть влево, к обочине. Хуана теперь ехала вплотную к бензовозу, ползущему так медленно, что она с трудом сдерживала раздражение. Она посигналила и взяла немного вправо. Но шофер бензовоза не подал ответного сигнала. А когда она стала его обгонять, вдруг резко вывернул на середину дороги и поехал быстрее. Вдали показался коричневый грузовик, идущий навстречу с большой скоростью. Хуана уже поравнялась с кабиной бензовоза, но его шофер, все нажимая на акселератор, с угрюмым упорством не замечал ее. Она притормозила и, когда бензовоз утянулся вперед, круто свернула влево, едва не столкнувшись со встречным грузовиком.

Неприятное ощущение от потери скорости заставило Хуану задуматься над вопросом — почему ей так нравится быстрая езда? И она вспомнила, что, двигаясь медленно, она и размышляет вяло, и видит вокруг гораздо меньше… но довести эту мысль до конца Хуана не успела.

Впереди показалась проселочная дорога, ответвляющаяся от основной влево, и Хуана решила свернуть на нее. Проселок, проложенный совсем недавно, пересекал красноватое латеритное плато, но потом уперся в каменистую россыпь, и Хуана, проезжая по ней, чувствовала, как из-под колес машины выскакивают зазубренные камни, а вскоре дорога и вовсе затерялась среди глубоких дождевых промоин и больших валунов — лишь кое-где впереди виднелись следы тракторных гусениц и оставленные грузовиками колеи. Въехав по крутому склону, Хуана увидела, что заросли кустарника кончились. Проселок, казалось, просто оборвался, но, оглядевшись внимательней, она поняла, что раньше здесь была небольшая каменоломня.

Перед Хуаной теперь расстилались возделанные поля, и растительность на них была пониже, чем кустарник, но все же чуть выше человеческого роста. Тут были в основном зерновые, но попадались участки, засаженные вьющимся арахисом и вытянувшейся вверх маниокой, да кое-где виднелись большие мясистые листья ямса. Хуана пошла по тропинке, пересекающей посадки арахиса, потом обогнула участок, засаженный маниокой, и нашла дорожку, спускающуюся с холма. Вскоре впереди открылось море. Прибрежную полосу еще заслоняли посевы, но вся необъятная морская ширь, до самого горизонта, искрилась перед Хуаной, и так близко, что, казалось, сделай лишь шаг, оттолкнись от холма — и окунешься в синюю воду. Временами посевы и высокий тростник клонило ветром, и в открывающихся просветах был виден маленький одинокий корабль, словно бы плывущий по соседнему полю. Полузабытая иллюзия детства — Хуана вспомнила, как еще там, дома, вырвавшись из-под строгого материнского надзора, она торопливо бежала к морю, надеясь, что, если ей никто не помешает, она наконец-то отыщет кораблик, плывущий по зеленым волнам. Даже и сейчас, несмотря на опыт прожитых лет, эта детская надежда не совсем умерла в душе Хуаны.

Земля густо заросла травой, и Хуана потеряла дорожку, но потом нашла опять — по пролысинкам немного впереди, а затем, выйдя ко второй ферме, окончательно потеряла ее из виду. Тут низкорослые наклонные побеги маниоки едва подымались над землей, а чуть дальше виднелся окученный ямс — холмики бурой латеритной почвы были обложены светлой галькой и плитками песчаника, а ряды воткнутых в землю колышков ожидали, когда ямс подрастет и выпустит усики, чтобы тянуться вверх. Теперь Хуане приходилось спускаться боком, потому что склон был очень крутой. Песок забивался под ремешки босоножек, а потом ей и вовсе пришлось остановиться, чтобы вытряхнуть попавший в босоножку камешек. На нем темнело пятнышко ее крови.