Олимп Бели-Кенум — бенинский писатель. (Род. в 1928 г.) Получил образование у себя на родине, в Гане и во Франции. Долгое время находился на дипломатической службе. Возглавлял издание крупных африканских журналов. С 1968 года работает в аппарате ЮНЕСКО в Париже. Составитель хрестоматии для африканских школ. Лауреат литературных премий. Автор сборника рассказов и романов «Бесконечная ловушка» (1960) и «Песнь озера» (1968. рус. перев. 1975).
Город клокотал своей кипучей жизнью, нещадное солнце обрушивало на прохожих свои лучи, буквально прожаривало улицы, по которым беспрерывным потоком двигались люди в просторных синих и белых бубу, развевающихся при малейшем дуновении ветерка. Одетые в лохмотья мальчишки-разносчики сновали взад и вперед, перекликались друг с другом, выкрикивали свои товары, звонко смеялись.
Жюльен смотрел на этот движущийся вокруг него мир и чувствовал себя счастливым. Когда он проходил мимо почты, ему повстречалась супружеская пара — белый и черная — с тремя детьми. Жюльен остановился и поздоровался с ними. Удивленные супруги тоже остановились.
— Тейель, — представился мужчина, протягивая руку.
— Рад познакомиться с вами… Феррай…
— Не часто случается, чтобы европеец заговорил с нами… Вы давно здесь?
— Всего два месяца…
— A-а!.. Недавно приехали… Что ж, добро пожаловать, и… прошу вас… избегайте общества таких людей, как мы, если не хотите почувствовать себя в нашем городе очень одиноким…
Жюльен не понял, на что намекает его собеседник. Он спокойно посмотрел на него и вдруг спросил, из какой французской провинции тот родом.
— Из Гранвиля, — ответил Тейель.
— О, так вы нормандец! — воскликнул Жюльен. — Я тоже нормандец, из Авранша.
Они расхохотались.
— Говорят, будто нормандцы — домоседы, а на самом деле где их только не повстречаешь, стоит лишь немного поискать, — сказал Тейель.
— До чего же тесен мир! — вздохнув, проговорила мадам Тейель.
— Ну, раз уж вы нормандец, мы будем рады видеть вас у себя как-нибудь в воскресенье, — пригласил Тейель.
Жюльен принял приглашение. Тейель протянул ему свою визитную карточку, и они расстались.
Жюльен прочел: «Мсье и мадам Тейель и их дети. Капис, дом №…» Капис? Жюльену был знаком этот квартал, однажды он провожал туда хорошенькую учительницу-негритянку, с которой познакомился на танцевальном вечере. С тех пор он часто навещал Жизель. Он проводил у нее вечера, а его сослуживцы думали, что он в кино или в гостях у кого-нибудь из европейцев.
Вернувшись к себе, Жюльен спустился в бар. Серж встретил его презрительной усмешкой, Мартен демонстративно повернулся к нему спиной, а Рауль, которому он протянул руку, потому что еще не виделся с ним в этот день, грубо предложил ему сначала пойти вымыть руки.
Ошеломленный, Жюльен смотрел на них, переводя взгляд с одного на другого, и наконец понял, что они бойкотируют его: в глазах каждого он читал упрек. Что он такого сделал? Ах, он не знает, наивный мальчик! Серж и Рауль видели, как он болтал с Тейелем! Этого достаточно.
Для многих европейцев, живущих в Карибе, Жак Тейель был презреннейшим из белых. Разве не пал он низко, женившись на негритянке. Пусть бы спал себе с этими пылкими девочками, пожалуйста! Но жениться, иметь детей!
Почему Феррай остановился и разговаривал с этой парочкой, хотя их бойкотируют все европейцы? Где и когда он познакомился с Тейелем? Уж не он ли свел Феррая с его так называемой возлюбленной?
А ведь ему объяснили правило: «Можешь спать с негритянками, которые тебе приглянулись, но не больше! Никаких шокирующих отношений! И еще: никаких дружеских связей со смешанными супружескими парами».
Жюльен преступил главную заповедь святейшего кодекса. Мало того, он нарушил и его последнее правило: его видели с Тейелями!
Взгляды Жюльена и раньше не были тайной для его сослуживцев, сейчас он просто подтвердил их. Но теперь и Жюльен знал, как ему держаться с ними. Он еще сильнее ненавидел их, когда слышал, что они насмехаются над черными. Как он жалел своих товарищей по работе, которые, не разделяя взглядов Сержа, Рауля и других им подобных, притворялись, однако, будто согласны с ними!
— Ты знаешь, у меня они тоже отнюдь не вызывают симпатии, но я боюсь оказаться в одиночестве: я дорожу общением с соотечественниками. Вот и приходится делать вид, будто соглашаешься с этим дьявольским вздором. Пойми меня, Феррай: не так-то легко в Африке белому жить в одиночестве, — сказал ему Ришар, когда они вошли в их общий кабинет.
— Я уже понял тебя…
— Да, я лицемер, подлец…
— Прошу тебя… Я ведь только сказал, что понял тебя… Что ж, у каждого из нас свой характер. В моем характере — поступать по-человечески…
— Я не осуждаю тебя, конечно же, ты прав, но вот видишь, тебя уже бойкотируют, и еще неизвестно, останешься ли ты в Карибе.
— О, на этот счет я не питаю никаких иллюзий. Я знаю Рауля: он под каким-нибудь предлогом или отошлет меня во Францию, или отправит в джунгли… Ну скажи, что сделал Тейель этим глупцам, что они так клеймят его? Со многими ли черными они знакомы, долго ли прожили среди них? Что они знают о черных?.. Вы едва отвечаете служащим-африканцам, когда они здороваются с вами, вы «тыкаете» им и всегда готовы наброситься на них за малейшую оплошность. Почему?
