Осиновая корона - [87]

И он посмотрел на Уну — с выражением, чем-то напоминающим испуганный восторг мастера Нитлота, но ещё более неизъяснимым.

Уна вздохнула. Нужно продолжать их импровизированную партию… В конце концов, это не так уж отличается от философии или магии. Или от игры в «лисью нору», которую в Дорелии любят не меньше, чем в Ти'арге. Надо полагать, неслучайно.

— Насколько я понимаю, от некоего магического обряда, в котором лорд Альен должен был участвовать, зависело то, будем ли мы отделены от западного материка, как раньше? — уточнила она, тщательно подбирая слова и стараясь не вдумываться в их абсурдность. — И он был избран… Повелителем Хаоса?

— И это, и многое другое зависело тогда от него, миледи, — сказал лорд Ривэн на своём слишком правильном ти'аргском. Лучи — уже наполовину осенние, хоть и обманчиво жаркие, — размывали тени на его асимметричном лице, прорываясь сквозь занавеси на окнах. В кабинете их было два, а в каждом углу застыли масляные лампы миншийской работы; наверное, лорду нравится, когда вокруг много света.

Грустная фраза повисла в воздухе, и Уна долго (слишком долго по меркам беседы с незнакомым аристократом) не могла сообразить, как на неё ответить. Из-за вина тело окутал удушливый жар — чуть покалывающий, точно от приближения Дара. Плащ она сняла, но закрытое тёмное платье отчаянно хотелось сменить… Впервые в жизни, пожалуй, Уна завидовала смелому наряду матери.

Она поставила бокал на широкий подлокотник кресла и переплела пальцы в замок… О водяная Льер, кажется, зря. Взгляд, которым лорд Ривэн одарил этот обыденный жест — исполненный чуть ли не вожделения на грани с голодом — заставил её вспыхнуть и уставиться в ковёр.

Вряд ли этот взгляд относился к ней, к её личной манере переплетать пальцы. Уне было чересчур ясно, кого лорд Ривэн видит в ней с тех пор, как она переступила порог. Но эта ясность только усиливала волнение и хмельной стыд.

Интересно, как бы лорд Заэру отреагировал на прямой вопрос — такой, какой Уна отважилась швырнуть в тётю Алисию и отца (лорда Дарета — нет, не смей): «Расскажите, каким он был»? Вздох, закрытое руками лицо, скупая влага в уголке карего глаза?… Хотелось и плакать, и смеяться от этой мысли. Проклятое вино.

Самое странное и жуткое: ни один из ответов не приблизил Уну к подлинному пониманию. Она всё ещё не видела, не ощущала, каким был лорд Альен — несмотря на беспредельную любовь к нему окружающих или на беспредельную же ненависть.

А поскольку Уна Тоури привыкла добиваться решения задачек, это злило её. Он злил её.

Он будто играл с ней — даже не зная, даже из тех неведомых краёв, где теперь находился. Из неведомых, укрытых под осинами и тёрном пластов памяти.

— Но, если дело касалось Хаоса, это ведь наверняка было… — Уна кашлянула и ощутила отдающий вишней запах вина на ладони. Лорд Ривэн не сводил с неё глаз. — Были особые причины, чтобы остановить выбор именно на нём? Кто-то и почему-то наделил его такой силой. Он сделал что-то исключительное?

Лорд развёл руками, а забавно подвижными бровями изобразил (на этот раз — всё-таки слишком старательно) растерянность.

— Я мало понимаю в магии, миледи. Можно сказать, ничего не понимаю. Лорд Альен начал свой путь и свои… кхм… изыскания в этой области задолго до нашего знакомства.

Что же он пытался совершить? Чего хотел? Чего-то странного. Ненормального. Недозволенного.

Лорд Альен занимался изысканиями — и однажды перешёл черту, выпустив на свободу Хаос. Всё сходится, это отлично вписывается в его портрет. Но… Уна сейчас согласилась бы повторить «ночь в ежевике» или провести неделю за вышиванием под надзором матери, лишь бы узнать, что конкретно было за этой чертой и что подвело к ней. Мать?… Нет, едва ли ей известно. Не такие у них, судя по всему, были отношения.

А вот лорд, скорее всего, знает. Знает и молчит.

Уна прикусила губу, и человек напротив тут же сделал то же самое — будто двойник в зеркале. Губы у лорда Ривэна были по-мальчишески пухлые, а линия его рта снова (к глубокому сожалению) напомнила Уне о Бри…

Она тряхнула головой и поклялась себе никогда больше не прикасаться к вину перед важными разговорами. Можно было и догадаться, что тут её опыт несопоставим с опытом матери или лорда Заэру.

— Я немного знаю о Цитаделях Порядка и Хаоса. Моя… — она вовремя осеклась, чтобы не сказать «наставница», — знакомая из Отражений рассказывала мне. Правда, я считала всё это красивой легендой.

— Я тоже, миледи, — с улыбкой заверил лорд Ривэн. — Очень многое я считал лишь легендами до того, как встретился с Вашим дядей. И края запада в том числе. И кентавров, и русалок… — он вздохнул. — И драконов с оборотнями. Но они реальны не менее, чем Цитадели и другие миры, как выяснилось. Мне оставалось только смириться.

Мать с принуждённой улыбкой потёрла висок; блики света из-за занавесок жемчужинками легли на её холёные ногти. Ей явно было неуютно среди такого количества книг, карт Обетованного, толстых свитков с письмами и просто странных вещиц, от которых кабинет лорда Ривэна распирало изнутри. А от упоминания русалок и драконов у неё наверняка и вовсе свело скулы… Терпкая горячка вина проползла глубже в живот, и Уна ощутила что-то вроде злобной радости. Ей хотелось, чтобы лорд Ривэн говорил о магии как можно больше. Хоть она и обещала матери молчать о своём Даре и не надевать в стенах Заэру зеркало (без него Уна уже чувствовала себя не то чтобы голой, но как бы с неким изъяном — в дырявом, к примеру, чулке) — пусть, пусть говорит подольше о Порядке и Хаосе, о загадочных жителях западного материка, о полулюдях-полуптицах, для которых слова заменяют трели, и о светящихся в темноте цветах… Даже песни менестрелей, редких в Кинбралане гостей, не пробуждали в ней такой жажды.