— Он был умным?
— До невозможности. Но только не в житейских вещах, — младенец умилительно чмокал, не подозревая, что речь идёт о его злополучном тёзке. Локтем тётя Алисия придерживала его голову — так умело и спокойно… Уна почувствовала, что невидимый узел в её горле начинает распутываться. Может быть, зря она с таким напряжением ждёт катастрофы? Может быть, мама в конце концов примет её такой, какая она есть? — По-моему, он знал всё на свете. А беседу вёл так, что… — тётя фыркнула. — В общем, девчонки из нашего круга визжали — то от восторга, то от обиды. Гельмина Каннерти — та, что потом вышла за альсунгского двура, — особенно усердствовала… Альен проходил мимо неё, как мимо мебели, и я уже боялась, что в отчаянии она покончит с собой.
— Отец сказал, иногда он был безжалостным.
— Он мог быть очень жесток, — кивнула тётя. — Мог в упор не видеть, что делает кому-нибудь больно. Или видеть, но продолжать — просто из азарта. Твой дедушка был таким же. Думаю, поэтому они и не ладили.
Продолжать из азарта… Уне вспомнились хроники рода Тоури, мать, а потом — почему-то — Бри. Ей снова стало не по себе.
— Не смотри так, Уна. Альен вовсе не злодей. Он был способен на сильные чувства, — тётя прекратила баюкать младенца и уложила его, вновь задремавшего, обратно. — Возможно, на слишком сильные по человеческим меркам… Отец порой называл его подменышем. Говорил, что у него не мог родиться такой сумасшедший сын. Что его принесли Отражения или болотные духи…
— Или боуги, — отчего-то у Уны защемило сердце. — Как в твоих сказках.
— Да. Хорошо, что ты их помнишь, — тётя улыбнулась. — Только это не мои, а древние сказки. Нам их рассказывала наша няня, Оври. Альен по-настоящему любил её. Правда, всегда думал, что его любовь приносит людям несчастья… — Уна стиснула зубы. Это не просто напоминало её собственные мысли о себе — тётя будто развернула их и огласила, подобно посланию в свитке. — И, наверное, в чём-то был прав… Но это не заставило меня от него отказаться. И никогда не заставит.
Уна поднялась с ковра. Глубоко вздохнула, чтобы успокоиться, и одёрнула платье. Мама настояла, чтобы сегодня она оделась в небесно-голубое — цвет богини Льер, цвет новой жизни. Сегодня и завтра всё здесь — в честь маленького Альена… Дядя Колмар пригласил менестрелей, и вечером они будут играть в большом зале. А на завтра (специально для дяди Горо и — немного — для самой Уны) запланирована охота на лису в ельнике Рориглана. Дядя Горо считает, что в это время года и ранней осенью лису травить лучше всего; и дядя Колмар, волей-неволей, вынужден с ним соглашаться… Иначе можно и обидеть вспыльчивого родственника.
Короче говоря, жизнь продолжается. Стрижи вьются и кричат над башнями — а Уна узнаёт наконец-то правду.
Она думала об Альене Тоури. Чем больше она о нём думала, тем больше в ней творилось что-то непостижимо важное. Это казалось важнее предстоящего брака, важнее победы Дорелии над Феорном; и даже (увы) важнее рождения кузена… Поймёт ли тётя, если Уна скажет ей об этом? Поймёт ли хоть кто-нибудь?
Вряд ли. Есть что-то безумное в том, чтобы ощущать такую связь с незнакомым человеком, с не самым близким родичем, запятнавшим свою репутацию кляксами тайн. Что-то дурное. Что-то от подменыша.
А с особенностью её магии, которой почему-то нравится не вовремя открывать истину о вещах и людях… Что привиделось бы Уне, если бы она в минуту пробуждения Дара коснулась Альена Тоури? Даже предположить трудно.
Впрочем, он наверняка сумел бы скрыть от неё всё что угодно. Ей нечего и мечтать о том, чтобы сравниться с волшебником такого мастерства — ни сейчас, ни когда-либо в будущем; ведь пока ей не даются и простенькие чары невидимости, да и призвать огонь получается лишь изредка — причём то крошечной искоркой после громадных усилий, то неуправляемым пожаром, как тогда, в конюшне… Нет, Уне нечего и мечтать о подобном. Если, конечно, тётя не преувеличивает, ослеплённая своей любовью и вечной верой в лучшее.
Теперь осталось самое сложное.
— Так ты думаешь, что он жив?
— Я почти уверена! — шёпотом воскликнула тётя. — Ты не представляешь, Уна, какая бездна сил была в брате!.. Он выдержал бы любые испытания. Будь его воля, он перевернул бы мир. Иногда мне кажется, — она грустно усмехнулась, — что он это и сделал… Когда мы встречались в последний раз, он был… Странным. Ещё более странным, чем обычно, я имею в виду. На нём будто тень лежала, — она нахмурилась, глядя на комод, где таились пелёнки, распашонки и чепчики. — Альен не посвятил меня в свои дела, но у него явно была какая-то цель. Он зашёл в Кинбралан по пути, чуть ли не случайно. Он направлялся куда-то ещё.
— Цель была связана с магией? — замирая, уточнила Уна. Но тётя лишь повела плечом.
— Откуда же мне знать?… Это было так давно — в первый год Великой войны. И больше мы не встречались. Брат ушёл со скандалом: отец возненавидел его окончательно. Изгнал во второй раз, засыпал оскорблениями… Не позволил довести до конца несколько действий по защите замка, которой Альен озаботился. Это было чудовищно, — тётя поёжилась. — Просто кошмар. Благодари богов, что с тобой дедушка был добр.
