Ошибка Нострадамуса - [92]

— Спасибо. Здесь без этого кранты. Приходится все время жрать проклятую, чтобы крыша не поехала.

— Умерла замечательная женщина, — сказал я. — На похороны приезжает из-за бугра ее дочь. Она не должна видеть мать в таком виде.

Я протянул ему зеленую купюру. Он кивнул головой, сунул ее в карман грязного халата и произнес:

— Не сумлевайся. Оформим в лучшем виде.

Свое слово он сдержал. Изможденное лицо Риты выглядело на траурной церемонии почти красивым.

После похорон ко мне подошла Лера и, вынув из сумки бронзовый бюст Блока, сказала:

— В последнем письме, которое я получила от мамы, она просила отдать его вам.

Бронзовый Блок уже много лет стоит в Иерусалиме на моем письменном столе.

* * *

Сенная площадь была во времена Достоевского самым злачным местом в Петербурге. Летом здесь вонь стояла такая, что люди вынуждены были затыкать носы, чтобы не упасть в обморок. Сегодня она выглядит иначе, чем тогда. Не сохранились дома того времени. Те, которые возвышаются там сегодня, почти все построены после войны. Единственное, что уцелело с прежних времен, это Гауптвахта — одноэтажное здание с четырехколонным портиком. Здесь в июне 1873 года Достоевский провел под арестом два дня за публикацию, вызвавшую недовольство Цензурного комитета. Прямо напротив Гаупвахты находилась церковь Успения Богородицы или, как ее называли в народе, Спас на Сенной. Достоевский смотрел на нее из окна своей камеры.

Церковь Успения Богородицы была построена в конце XVIII века по чертежам самого Растрелли. Во время моего первого посещения Петербурга мы с Ритой любовались этим архитектурным шедевром.

В 1965 году эту церковь взорвали и на ее месте построили станцию метро.

В перестроечные годы Сенная площадь вновь стала злачным местом. Здесь собирались гастарбайтеры, бомжи и всякие отщепенцы, оказавшиеся в силу обстоятельств за бортом жизни. Они ютились у многочисленных коммерческих ларьков, хозяева которых время от времени предоставляли им какую-то работу или просто подкармливали во избежание неприятностей. С Сенной связана одна поразившая меня история.

Среди сотрудников петербургского филиала «Джойнта» был высокий парень с тонкими чертами лица и пухлыми детскими губами. Звали его Рафик. Он работал в охране и часто сопровождал начальство в деловых поездках, всегда приветливый, услужливый, спокойный. Но глаза у него были тревожные. Его мучили сильные головные боли, от которых он иногда терял сознание. Мы подружились, и однажды он рассказал мне свою историю.

Вырос Рафик в интеллигентной еврейской семье. Родители души не чаяли в своем единственном чаде и ни в чем ему не отказывали. Он любил джаз, элегантно одевался, хотя в советских условиях это было нелегко. После школы некоторое время занимался фарцовкой. Когда Горбачев разрешил «Джойнту» возобновить деятельность в Советском Союзе, устроился в эту организацию, что расценивал как подарок судьбы. Никаких выдающихся событий в его жизни не было до холодной зимы 1991 года.

В тот памятный день Рафик, поздно возвращавшийся с работы, остановился у одного из ларьков на Сенной площади купить сигареты. Внезапно мир исчез в ослепительной вспышке. Его нашли лишь утром за ларьком, в сугробе, в трусах и в майке, с черепной травмой. Полтора месяца он провел в больнице. Врачи спасли ему жизнь, но головные боли уже не оставляли его. Отмороженные пальцы ног навсегда утратили чувствительность. Часто томила мука бессонницы.

Хвативший Рафика кастетом по башке отморозок польстился на шикарную дубленку, а заодно прихватил кошелек и остальную одежду.

В больнице Рафика навестил Гриша — его друг детства.

Рафик рос примерным ребенком, умненьким и благовоспитанным. У Гриши же детство было тяжелое. Его отец, фабричный рабочий, был запойным пьяницей. Мать — забитое бессловесное существо, смертельно боявшаяся мужа, никогда ему не перечила. Она не могла защитить ни себя, ни сына, когда отец впадал в пьяный кураж. Он порол сына ремнем за малейшую провинность, запирал в темный чулан, морил голодом, а однажды даже ошпарил кипятком.

В двенадцать лет Гриша, защищая мать, бросился на отца с топором. Лишь чудом не произошло катастрофы, но с тех пор отец стал побаиваться сына и присмирел.

Гриша терпеть не мог учебу, школу, книжки, тетради и все, что с этим связано, прогуливал уроки и после восьмого класса бросил школу, Несколько лет перебивался на разных подсобных работах, ездил в экспедиции с группой геологов, занимался фарцовкой. Был вспыльчив и по каждому поводу лез в драку. У него было начисто атрофировано чувство страха, и поэтому он пользовался непоколебимым авторитетом среди уличной шпаны. Его уважали и боялись.

К Рафику он сильно привязался после одного случая. Однажды, когда они вдвоем возвращались из кинотеатра, их остановили с десяток ребят с соседней улицы, у которых были с Гришей какие-то счеты. Их главарь сказал Рафику:

— А ты вали отсюда. Ты нам не нужен.

Рафик закусил губу и отрицательно покачал головой, хотя совсем не умел драться. Их тогда избили до утраты пульса. Гриша же с тех пор стал относиться к нему, как к брату.

В эпоху генсека-реформатора Гриша нашел наконец применение своим способностям. Он создал охранную фирму, куда набрал отпетых, на все готовых братков. Фирма эта занималась рэкетом, шантажом, опекала мелких торговцев на рынке и т. д.