Ошибка Нострадамуса - [67]

Рассказ лапидарен, живописен и своеобразен, как, впрочем, и все вещи Борхеса. В начале автор отмечает, что историк Лиддел Гарт ошибся, разъясняя в своей книге «История Первой мировой войны» причины задержки наступления британских войск в Сен-Монтобане 24 июля 1916 года. В качестве доказательства приводится письмо некоего Ю Цуна, которое, собственно, и является рассказом. Ю Цун, резидент немецкой разведки, пишет о своей попытке передать в Германию название места, где сконцентрированы позиции британской артиллерии. По телефонному справочнику он находит имя нужного человека, ученого-синолога Стивена Альбера. По дороге к нему Ю Цун вспоминает своего прадеда Цюй Пэна, который хотел написать роман, превосходящий сложностью замысла классический китайский эпос «Сон в красном тереме», и создать такой лабиринт, из которого никто не смог бы выбраться. Однако роман оказался бессмыслицей, а лабиринта так и не нашли. Но когда Ю Цун встретился с Альбером, то узнал, что его предок все-таки написал роман, в котором сад и лабиринт одно и то же. Этот сад-лабиринт называется «Сад расходящихся тропок». В нем сплетаются, ветвятся и расходятся реальные пути жизни.

После того как Альбер показал своему гостю роман-лабиринт, Ю Цун его убивает. В этот момент убийцу арестовывает британская разведка. На следующий день газеты сообщают о загадочном убийстве Стивена Альбера и о том, что немецкая авиация бомбит город Альбер, где расположена британская артиллерия.

Сад-лабиринт Цюй Пэна — это, по сути, глубинный метафорический пласт-загадка, в которой зашифровано время. «Во все века и во всех великих стилях сады были идеальным образом природы, вселенной. Упорядоченная же природа — это прежде всего природа, которая может быть прочтена как Библия, книга, библиотека». Именно таков смысл сада-лабиринта, задуманного китайским мудрецом и разгаданного английским синологом. Сад-лабиринт имеет множество значений. Одно из них — это изменчивая, капризная, непредсказуемая судьба. Его тропинки, сходясь и расходясь, ведут человека или к новой жизни, или к случайной смерти.

Герой использует не одну, а все открывающиеся перед ним возможности. В одной главе романа он погибает. В другой опять возникает. В конце рассказа Альбер разъясняет Ю Цуну, что в каком-то из неисчислимых вариантов будущего — он его враг, а в каком-то — друг. Выпал тот вариант, где он и то и другое. Реальность становится похожей на игру в кости. Альбер раскрыл Ю Цуну сущность великого творения его предка, но Ю Цун вынужден убить его, чтобы выполнить задание.

В рассказе нет единого времени, а есть бесчисленные временные комбинации. Борхес допускает возможность переплетения, перекрещивания временных линий, и таким образом мир предстает огромным лабиринтом без конца и без начала. Рассказ «Сад расходящихся тропок» можно считать ключевым для творчества Борхеса.

Следует отметить одну важную вещь: Борхес был и остался поэтом-ультраистом. Это литературное направление, распространенное в двадцатые годы в латиноамериканской и испанской поэтических школах, провозгласило метафору основной целью поэзии. Ультраисты считали метафору не только краеугольным камнем всего поэтического процесса, по даже видели в ней самодовлеющую поэтическую ценность. Борхес никогда не отрекался от ультраистских экспериментов своей юности. Истинным поэтом оставался он и в своих прозаических вещах. Для «тотального поэтического эффекта» своих прозаических произведений, которого он добивался, подходила лишь малая форма объемом в две-три странички.

Писатель был убежден, что чем лаконичнее вещь, тем она совершенней. Магическому лаконизму Борхес научился, как ни странно, у Данте, автора «Божественной комедии», величайшего поэтического шедевра всех времен. Об этом нам поведал сам писатель в книге «Семь вечеров».

Борхес отмечает, что Данте нужно лишь мгновение, чтобы познакомить читателя со своим героем, которых у него великое множество. Персонаж оживает у Данте в одном слове, в одном действии. Его неповторимая, полная счастливых и трагических событий жизнь укладывается в несколько терцин. Главное же в том, что самый важный эпизод судьбы героя должен быть представлен как итог всей его жизни. Это открытие великого флорентийца Борхес использовал, создавая свои прозаические миниатюры.

Появлению Борхеса-прозаика сопутствовал трагический инцидент. В 1938 году, поднимаясь вверх по темной лестнице, уже тогда плохо видевший Борхес, разбил голову, ударившись об угол раскрытого окна и чуть было не умер от сепсиса. Проведенные в лихорадочном бреду три недели завершились сложной операцией. У Борхеса даже возникло опасение, что им вообще утрачена способность писать, и он решил проверить свои возможности в новом для него жанре рассказа. Правда, прозу, наряду со стихами, он писал и до этого трагического случая, но его первый прозаический сборник «История вечности», вышедший в 1936 году, купили всего 37 человек. Борхес даже хотел обойти их всех, чтобы поблагодарить. До всемирной славы было еще очень далеко.

Стихи Борхес писал всю жизнь, однако со временем прекратил их публиковать, хотя у знатоков и любителей поэзии они пользовались успехом. Борхес считал, что поэзия — очень ограниченная сфера деятельности. Аргентина — страна прозы. Поэзия там не особенно в чести. Не то, что Россия, где любители поэзии заполняли стадионы. В Аргентине стихи — это что-то личное, интимное, рассчитанное на узкий круг читателей. Борхес, наряду с эссе и рассказами неповторимого борхесовского колорита, продолжал писать стихи до конца жизни, но — в стол. Поэзия сливалась в его творчестве с прозой, как линия горизонта с землей.