Ошибка Либермана - [60]

— Не знаю, — ответила она. — Несколько раз видела ее в нашем доме.

— Это все? — спросил Либерман.

— Это все, — подтвердила Никки.

— Никки?

— Что?

— Не боитесь язык прикусить, когда лжете? Известие об убийстве Эстральды не распространилось так быстро. Вы сложили вещи и уехали еще до того, как кто-либо, кроме полиции и убийцы, узнал, кого убили.

Никки чертыхнулась. Несколько минут они сидели молча, наблюдая за грузовиками, которые с громыханием проносились мимо по направленю к городу.

— Ладно, — заговорила она наконец. — Мне позвонила Лупе, сестра Эстральды, и сказала, что мне надо исчезнуть, потому что Фрэнк хочет со мной расправиться. Она плакала. Я даже не знала, что Эстральда мертва. Я сразу убежала, а в субботу прочитала об убийстве.

— Лететь вам сегодня не придется, уж извините, — сказал Либерман, включая зажигание.

Моралес тяжело откинулась на спинку сиденья.

— Хотите, чтобы я опознала Лупе, — предположила она.

Либерман развернулся.

— Да, — сказал он. — Еще хот-дог?

— Почему бы и нет?

К тому времени, как Либерман зарегистрировал Веронику Элис Хоффер в качестве важного свидетеля по делу об убийстве и весьма молодой человек из аппарата прокурора штата, утверждавший, что является юристом, выполнил всю бумажную работу, было уже почти три часа ночи. Либерман позвонил в клинику и узнал, что Хэнраган жив и Морин с Айрис все еще там.

В три тридцать Либерман вошел в дверь своего дома, снял туфли и стал медленно продвигаться к ванной, обходя спальный мешок, в котором спала Мелисса, сжимавшая в ручке почти лысую куклу, и огибая кровать, на которой в позе эмбриона лежал Барри и похрапывал из-за аденоидов. Либерман прокрался мимо открытой двери кухни, через которую было видно отражение желтого света ночника на плите. Наконец он добрался до ванной, закрыл дверь, включил свет и посмотрел в зеркало. Человек, отразившийся в нем, годился Либерману в дедушки, хотя его щеки покрывала только щетина, а не седая борода. Под красными влажными глазам повисли темные мешки.

— Такое вот наблюдение, — сообщил Либерман своему отражению вполголоса. — С годами мы не становимся такими, как наши родители. Мы становимся такими, как наши дедушки и бабушки.

Эйб медленно разделся и включил душ. Подождал, пока вода станет горячей, и привел в действие массажную насадку, которую им с Бесс подарил на Хануку сын Мэйша, Сэм, телепродюсер. Пока Либерман брился, вода массировала его колени, успокаивая боль, а он думал, стоит ли ложиться, если скоро рассветет.

Обнаружив, что клюет носом, слушая, как горячая струя бьет по коже, он выключил воду, вышел из душа, вытерся и надел пижаму. Либерман бросил белье, носки и рубашку в корзину для белья, повесил пиджак, брюки и галстук на одну руку, а кобуру и пистолет взял в другую и открыл дверь ванной. Даже в отсутствие внуков он запирал пистолет в ящик ночного столика, а ключ вешал на крючок над изголовьем. Он выключил свет в ванной и вышел в темный коридор, где услышал тихий мужской голос.

Либерман бросил пиджак, брюки и галстук на пол, при этом упала и кобура, и направил пистолет на голос, звучавший в темноте у двери в комнату Лайзы.

— Эйб, — снова произнес этот голос.

— Тодд?

Либерман вздохнул и поднял одежду и кобуру.

— «Все мысли разбежались, я растерян. Как мне заставить мозг трудиться, коль рушится мой дом?» — мечтательно проговорил Тодд. — «Агамемнон».

— Что ты пил? — шепотом спросил Либерман.

— Что в первой бутылке справа на полке над плитой?

— Э… «Бейлис», — сказал Либерман.

— Я выпил пару бокалов. Вкусно. Там немного осталось.

Теперь Тодд тоже говорил шепотом.

— Что происходит? — спросил Либерман.

— «Она же, храбрости набравшись, пустилась в дальний путь — ведь боги пророчили, что ей царицей быть», — продекламировал Тодд, входя в освещенное мягким светом пространство.

— Тодд, довольно греков.

— Это не греки, — запротестовал Тодд, рассмеявшись. — Я просто… Вы правы. Я ничего не могу с собой поделать. Лайза ушла. Мы продолжали ссориться, и она сказала, что мне следует взять на себя заботу о детях на некоторое время и что она возвращается домой. Она ушла. И… Бесс посоветовала мне остаться на ночь с детьми. Мы играли в «Путеводную нить». Я не помню, кто выиграл.

— Я поговорю с тобой утром, — пообещал Либерман. — Иди спать.

— Уже утро, — заметил Тодд.

— Иди спать, Тодд.

И Тодд пошел спать.

Было почти четыре утра, когда Либерман закрыл за собой дверь спальни, на ощупь пробрался к кровати, убрал пистолет, запер ящик и лег в постель.

— Как он? — спросила Бесс.

— Кто, Билл или Тодд?

— Так ты знаешь, что Тодд здесь, — вздохнув, сказала Бесс. — Я имела в виду Билла.

— Жив, — сообщил Либерман, потянувшись к жене в темноте. Легкий ветерок подул из окна, и занавески заколыхались.

— Хочешь знать о Тодде и Лайзе? — спросила Бесс.

— Определенно нет, — ответил Либерман.

В нескольких кварталах от дома, на Говард-стрит, прогрохотал грузовик. Либерману этот звук показался успокаивающим.

— Рабби Васс просил тебя позвонить ему утром, — сообщила она.

— Он сказал зачем? Нет, не отвечай. Я и этого знать не хочу.

— Твои колени в порядке, Эйб? — спросила Бесс. — Я слышала душ. Ты принял таблетку?