Ощепков - [27]

Когда я сам приходил в зал, мы сначала тренировались с Сайго вдвоем. При этом ноги иногда замерзали настолько, что превращались в бесчувственные деревянные палки. В это время Сайго еще не был мастером дзюдо и уставал, прежде чем я успевал разогреться. Поэтому мы были вынуждены тренироваться с постоянными перерывами, и не раз получалось так, что наши ноги под конец тренировки утрачивали всякую чувствительность от холода»[101].

Японские дома в массе своей не отапливаются и сегодня, а большие додзё — залы для занятий боевыми искусствами — и поныне частенько не располагают никакими средствами для обогрева помещений. Токийский холод не похож на русский мороз: температура крайне редко опускается ниже нуля градусов, но климат здесь влажный, и в помещении, не знающем печей, озноб быстро проникает под кожу и продирает до костей. Впрочем, токийская жара, когда при такой же абсолютной влажности температура переваливает за 40, еще хуже. Но к холоду сахалинцу Ощепкову было не привыкать (как кавказцу Попилеву — к жаре), а в новом Кодокане учеников было много больше и, следовательно, Василий и Трофим могли посещать его в «скользящем графике» — тогда, когда у них появлялась возможность покинуть для этого семинарию. Соответственно их наставниками — сэнсэями становились те из старших учеников, кто в это время находился в додзё. То же самое касалось спарринг-партнеров, и это самый лучший вариант для физических и психологических тренировок: когда нет выбора, учишься бороться с любым соперником, невзирая на его возраст, вес, уровень технического мастерства, спортивной, и не только, злости.

«Василий в полном объеме познал всю суровую школу дзюдо тех лет, — писал об этом М. Н. Лукашев. — Даже в наши дни японские специалисты считают, что практикуемая в Японии тренировка дзюдоистов непосильна для европейцев. Тогда же система обучения была особенно жесткой и совершенно безжалостной. К тому же это было время, когда еще чувствовались отзвуки недавней русско-японской войны, и русского парня особенно охотно выбирали в качестве партнера. В нем видели не условно-спортивного, а реального противника. Еще недостаточно умелого Ощепкова более опытные борцы беспощадно швыряли на жесткий татами, душили и выламывали руки, а он, по дзюдоистскому обычаю, благодарил их за науку смиренным поклоном даже тогда, когда у него оказалось сломанным ребро. Вскоре, однако, с ним уже стало не так- то просто бороться даже искушенным дзюдоистам. Никто из поступавших вместе с Василием товарищей не выдержал суровых дзюдоистских испытаний: все оставили Кодокан. А он не только успешно овладевал борцовской наукой, но и стал претендовать на получение мастерского звания»[102].

Насколько это описание соответствует действительности? Можно предположить, что и это стало известно Михаилу Николаевичу со слов вдовы Ощепкова, Анны Ивановны. В таком случае, конечно, многое могло оказаться не вполне точным, искаженным, переданным с иным эмоциональным окрасом. Но если речь идет о тяготах тренировок в традиционных школах дзюдзюцу, то стоит признать, что написанное Лукашевым если и передает атмосферу обучения в Кодокане с искажениями, то разве что в сторону ее смягчения, нивелирования реального уровня жесткости и даже жестокости процесса овладения традиционным дзюдо. И дело здесь не в травмоопасности самой борьбы, а именно в психологическом микроклимате старых японских додзё, тщательно сохраняемом и сегодня. Например, уже в наши дни, в начале 2013 года, глава Всеяпонской федерации дзюдо Уэмура Харуки покинул свой пост после череды скандальных разоблачений, которыми поделились с журналистами маститые спортсмены — уникальный для японцев поступок. Стало известно, что в элитных клубах японского дзюдо применялись методы тренировки, достойные самурайского средневековья или не слишком отличавшегося от него начала XX века, то есть времен Василия Ощепкова.

Оказывается, молодых борцов в школах дзюдо нещадно били, над ними всячески издевались, и даже кандидаты на получение начального уровня мастерской степени — 1-го дана и, соответственно, черного пояса — символа мастерской степени в восточных единоборствах, сначала должны были пройти через испытание… смертью. Претендентов самым натуральным образом душили до потери сознания тем самым черным поясом, а потом с помощью традиционных методов реанимации возвращали к жизни, то есть исполняли примерно те самые приемы, которые демонстрировали юные семинаристы гостям Русской православной духовной миссии, но только век назад это никого не шокировало.

Теперь попробуйте представить, как выглядели тренировки в дзюдо сто лет назад, да еще когда один из партнеров являлся представителем страны вероятного противника. Ведь нельзя забывать о том, что в Кодокане учились многие японские военные, разведчики, диверсанты, сражавшиеся против нас в Русско-японскую войну, братья и сыновья погибших на русском фронте японских солдат и офицеров. И тут — русский на татами. Подарок судьбы, словно специально предназначенный для мести. Вспомним слова Д. М. Позднеева о том, что японцы подозревали архиепископа Николая в шпионаже. Это были не пустые угрозы, и не только глава Русской миссии рисковал головой: приехавшего вскоре после войны на родину преподавателя японского языка в Восточном институте Владивостока Маэда Сэйдзи посреди Токио, чуть ли не на виду у всех, зарезал ультраправый фанатик. В десяти минутах ходьбы от семинарии, перед станцией Мансэйбаси, после Русско-японской войны был открыт грандиозный памятник обожествленному разведчику и выпускнику Кодокана, капитану Хиросэ Такэо, которого разорвало русским снарядом во время попытки совершения диверсии под Порт-Артуром. Доктор Кано посмертно пожаловал своему ученику-разведчику 6-й дан дзюдо. Василий должен был не раз проходить мимо этого памятника и наверняка задумывался о том, где он — русский парень с Сахалина — находится, зачем он здесь и какова будет его дальнейшая судьба, кто друзья, а кто — враги… Но он с фантастическим упорством снова и снова шел в Кодокан, чтобы снова бороться и снова побеждать.