Осенью мы уйдем - [3]

Шрифт
Интервал

Командир роты, капитан Турава, на вечерней поверке, выйдя перед строем, улыбаясь спросил, есть ли больные. Назвавшихся отправили отскребать бритвенными лезвиями и зубными щетками унитазы. Больше никто никогда не выходил.

В тюрьме Генка пытался добраться до врача. Когда он уже не мог ходить, его положили в госпиталь. Но гной попал в кровь.

Утренний крик дневального разорвал непрочную ночную тишину спящей казармы. Вопль вошел в голову тупым, зазубренным острием. Он скрутился спиралью в животе, и спираль эта тут же скинула ноги с кровати на холодный линолеумный пол. Громадное пространство казармы отнимало тепло, собранное телом, бережно сохраненное одеялом. Крик отменял твое ночное существование, те часы сна, когда остаешься наедине с собой, со своим бытием. В течение нескольких секунд он бил тебя наотмашь, как бы поставленного перед боксерской «грушей», закрепленной с обеих сторон, снизу и сверху. Грушу оттянули, она летит, сталкиваясь с преградой — твоей головой, отскакивает от нее, но, возвращаемая тонкой металлической струной, снова и снова бьет по голове, пока натяжение струны не ослабевает.

В то утро я встал раньше, чтобы не быть неожиданно застигнутым криком. Зевая и поправляя повязку на рукаве, подошел дневальный и сказал, что в штаб пришла телефонограмма о смерти в дисбате Генки Могилева.


* * *

По воскресеньям нас вывозили «на кирпич». Его лепили на небольших заводиках, похожих на развалины. Лепили рабочие, а на разгрузку вагонеток пригоняли пациентов лечебно-трудовых профилакториев, вытрезвителей и военных строителей. Количество пьяных в городе наводило на мысль о многочисленных орденах на знамени Ижевска, полученных, казалось, за сдачу пустой посуды.

Из огненного провала в торце цеха по рельсам выкатывались платформы, несколько часов назад загруженные брусками сырой глины. Верхние ряды были охвачены пламенем. Кирпичи, лежавшие ближе к огню, вырывавшемуся из раскаленных трубок, казались янтарными и прозрачными от кипящей в них лавы. Пока платформы докатывались до нас, пламя исчезало и становились видны оплавившиеся черные края. Штабеля новорожденных кирпичей обдавали жаром.

Схватив два кирпича одновременно, удержать их дольше нескольких секунд было невозможно. Брезентовые рукавицы обжигали ладони. Укладывать полагалось в узнаваемой форме зубца Кремлевской стены на дощатые поддоны. Иногда «зубец» рушился и приходилось перекладывать несколько тысяч кирпичей. Норма в две платформы была жесткой. К полудню я понимал, что в меня вставлен железный штырь г-образной формы. Верхняя, горизонтальная, перекладина — это моя спина, стою я на ногах, которые уже давно превратились в горячую вату, и держусь на вертикальном стержне буквы «г», как на вертеле. Опустившись на рельсы и сбросив прожженные рукавицы, я втыкал и втыкал распаренные руки в усыпанный кирпичной крошкой снег.

В цехе вдоль стен тянулись трубы в два ряда, образуя углубление. Я вытягивался на трубах, обмотанных мягкой изоляционной ватой, бережно устраивая спину в углублении, пока крик сержанта не поднимал меня.

Кварталы жилых домов неожиданно обрывались, и грузовик мчался посреди пустынного пространства. Летом пространство это было изрезано карьерами, из которых возили глину, а сейчас заметено было снегом с торчащими из него нищими остовами тракторов.

В километре от дороги серыми, грязными квадратами громоздился какой-то комбинат. Сотни раз мы проезжали мимо этого места, и каждый раз пространство от бетонного забора до дороги было окрашено в какой-нибудь цвет. Зимой снег мертвенно сиял всеми оттенками голубого, лилово-красного, фиолетового, черного, летом не столь заметными. Ежедневно снег менял свою окраску в зависимости от того, чем отплевывались трубы. Однажды снег оказался желтым, лимонно-желтым. Земля потеряла свою плотность, она воспарила.


* * *

Ничего, что стены из стального листа, крашенного зеленой краской, — это стены. И неважно, что высота всего чуть больше метра: их, как положено, четыре. И есть обязательная дверца, которую можно закрыть на щеколду. А то, что вонь, — так постарайся сгруппироваться, засунь нос в раскрытый воротник гимнастерки. Тогда, если хватит на часть лица, — будто задернули шторы, и только тонкий луч света слабо пробивается через пуговичную петлю. Конечно, руки заняты поддерживанием штанов и снизу, из очка, поддувает. Но четыре стены вокруг, из-за которых тебя не видно, даже если поднять голову, чтобы пошевелить онемевшей шеей или затекшими ногами (что труднее), дадут несколько минут полного одиночества.

Одиночество запрещено в казарме. В любой момент могут окликнуть, вызвать, поднять с табуретки, поставить по стойке «смирно», заставить бежать, петь, маршировать, ползти, приседать, отжиматься от пола.

Только в туалетном закуте взгляду позволено упереться в стальной лист дверцы, в двадцати сантиметрах от твоего лица. Почувствовать преграду, за которой можно спрятать свои ноги, руки, свой взгляд, не думая, что кому-то этот взгляд может не прийтись по душе, со всеми вытекающими последствиями. Можно не опасаться за свою задницу, ибо не бывало на моей памяти такого, чтобы вездесущий сапог взял да и вылетел из толчка. В этих четырех стенах можно молчать, никому не отвечать, ну, почти не отвечать. Молчать!


Еще от автора Слава Полищук
Улица Лепик, 54

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Пепельные волосы твои, Суламифь

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Рекомендуем почитать
Восхождение

Психологический роман повествует о духовном и нравственном становлении героя, происходящего из семьи с глубокими корнями в еврейских местечках Украины. Драматические события в его жизни в период перестройки и распада Советского Союза приводят его к решению расстаться с возлюбленной, чья семья противится их браку, и репатриироваться в Израиль. Любовь к религиозной женщине, рождение их сына, гибель её мужа, офицера контрразведки, при ликвидации террориста, отчаянная смелость героя при спасении её и детей во время теракта в Иерусалиме, служба в армии, любовь к девушке, репатриантке из России, формируют его характер и мировоззрение.


Безутешная плоть

Уволившись с приевшейся работы, Тамбудзай поселилась в хостеле для молодежи, и перспективы, открывшиеся перед ней, крайне туманны. Она упорно пытается выстроить свою жизнь, однако за каждым следующим поворотом ее поджидают все новые неудачи и унижения. Что станется, когда суровая реальность возобладает над тем будущим, к которому она стремилась? Это роман о том, что бывает, когда все надежды терпят крах. Сквозь жизнь и стремления одной девушки Цици Дангарембга демонстрирует судьбу целой нации. Острая и пронзительная, эта книга об обществе, будущем и настоящих ударах судьбы. Роман, история которого началась еще в 1988 году, когда вышла первая часть этой условной трилогии, в 2020 году попал в шорт-лист Букеровской премии не просто так.


Кое-что по секрету

Люси Даймонд – автор бестселлеров Sunday Times. «Кое-что по секрету» – история о семейных тайнах, скандалах, любви и преданности. Секреты вскрываются один за другим, поэтому семье Мортимеров придется принять ряд непростых решений. Это лето навсегда изменит их жизнь. Семейная история, которая заставит вас смеяться, негодовать, сочувствовать героям. Фрэнки Карлайл едет в Йоркшир, чтобы познакомиться со своим биологическим отцом. Девушка и не подозревала, что выбрала для этого самый неудачный день – пятидесятилетний юбилей его свадьбы.


В мечтах о швейной машинке

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Сексуальная жизнь наших предков

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Ответ на письмо Хельги

Бьяртни Гистласон, смотритель общины и хозяин одной из лучших исландских ферм, долгое время хранил письмо от своей возлюбленной Хельги, с которой его связывала запретная и страстная любовь. Он не откликнулся на ее зов и не смог последовать за ней в город и новую жизнь, и годы спустя решается наконец объяснить, почему, и пишет ответ на письмо Хельги. Исповедь Бьяртни полна любви к родному краю, животным на ферме, полной жизни и цветения Хельге, а также тоски по ее физическому присутствию и той возможной жизни, от которой он был вынужден отказаться. Тесно связанный с историческими преданиями и героическими сказаниями Исландии, роман Бергсвейна Биргиссона воспевает традиции, любовь к земле, предкам и женщине.