— Я вчера говорил тебе...
— Неправда!
— Ты мне сказала: поздно... Сказала?
— Нет, это ты первый сказал — поздно.
— Да, но я потом побежал за тобой... Ты должна была понять...
Оп вобрал в себя воздух и выдавливал слова, как бы пропитанные кровью.
— И все же, несмотря на твое «поздно», несмотря на все, что я узнал, я пришёл опять к тебе.
Она резко расхохоталась ему в лицо.
— Ты, видно, издеваешься надо мною. После всего, что бросил ты мне в лицо и что я подтвердила, ты чуть ли не предлагаешь мне...
— Да, да, предлагаю... Я нисколько не издеваюсь.
— А, значит, ты уверен, что я сама откажусь от этой чести. А если нет? Если я скажу: я согласна. Ты скажешь, что пошутил.
— Я!..
Как ночью он не верил в то, что игра в карты настоящая и он проигрывает чужие деньги, так и теперь.
— Я?.. Вот церковь... Если хочешь, сейчас же зайдём туда. Мы подготовим все... Я не знаю, что и как там...
Она смотрела на него во все глаза, все ещё ему не доверяя. На мгновение почувствовала злорадное торжество над ним. Но ведь, это торжество падёт, как только она откажется. Отказаться ничто не помешает ей даже в последний день, а между тем, и в глазах того это поднимает её фонды. Она моментально взвесила все, но из упрямства, из желания утвердить за собою принятую позицию, не переставала саркастически посмеиваться и выражать ему почти презрительное недоверие.
— Да, да, конечно, со мной можно поступать, как угодно. Со мной нечего церемониться, особенно после того, как я была твоей рабой, твоей куклой.
— Оставь это отвратительное слово! Ты может быть, права, что сейчас мстишь мне, но, ведь, я хочу искупить свою вину.
— Ах, значит, это — искупление, жертва с твоей стороны? Ведь тот не смотрит на своё предложение, как на жертву.
Она едва не испортила дела этой выходкой, но сейчас же спохватилась:
— Да, нет... Что же я, в самом деле, принимаю всерьёз твою злую шутку надо мной!
И протянула ему руку.
— Ты видишь, я прощаю тебя.
Он взял её руку, но не выпускал и продолжал с жестоким для себя спокойствием:
— Ты меня не поняла. Я вовсе не смотрю на это, как на жертву или как на искупление. Ты увидишь, что тебе не придётся делать такого обидного для меня сравнения.
Она все ещё делала вид, что колеблется. Глаза её были опущены, губы плотно сжаты. И только где-то глубоко в груди покалывало чувство, похожее на сожаление: почему не раньше! Ведь она до вчерашнего вечера любила его.
Она подняла лицо и остановила на нем долгий взгляд.
В этом взгляде он не видел ни благодарности, ни, тем более, любви.
— Хорошо, — произнесла, наконец, она. — Вот тебе моя рука.
И она протянула ему руку с таким видом, как будто между ними состоялась не более, как торговая сделка, покуда на слово.
Он взял её руку, с насильственным приветом улыбнулся и шагнул на ступеньку.
Она последовала за ним.
Он поднимался по стертым каменным плитам церкви, будто всходил на эшафот.
На паперти взгляды их встретились.
В то время, как губы кривились в жалкую улыбку, глаза выдавали их. Они, как преступники, вместе задушившие в эту ночь зыбкую радость жизни, тяжелым союзом скрепляли тайну своего преступления.
