Осенний Лис - [38]

* * *

Вечером этого дня Яцек вернулся домой поздно. Жуга сидел на подоконнике, ковырял ножом какую-то палочку. Целая охапка таких ветвей кипятилась в горшке, торчала оттуда растрепанной метелкой. Горшок, как всегда у Жуги, кипел сам по себе. На полу, среди лужиц воды рассыпаны были щепки, стружки и множество трубочек снятой зеленой коры.

Яцек затворил дверь.

— Жуга! — позвал он.

— Что? — отозвался тот, не поднимая головы.

— Поговорить надо.

Жуга мельком глянул на него, кивнул, отложил в сторону надрезанный прутик и нож, и вытер руки.

— Что стряслось? — спросил он. — Ты чего такой бледный?

Яцек замялся, не зная, с чего начать, глубоко вздохнул и заговорил спешно — словно бросился в омут головой.

— Я вот что сказать хочу, Жуга… С той поры, как ты сюда заселился, тут такое творится, что мне порой не по себe. Нет, ты не подумай только, что я жалуюсь или прогнать тебя хочу, просто… Просто неясно мне все это! Леса эти, горшки без огня, видения… Зачем она нужна, вся ворожба эта?

Жуга помолчал, прежде чем ответить.

— Ты не спал прошлой ночью? — спросил он.

Тот кивнул и откашлялся, прочищая горло.

— Кто это приходил вчера? Тролль? Кобольд?

Жуга покачал головой.

— Ни то, и ни другое. Просто попал он однажды в беду в горах, а я ему помог… Ты его не бойся — это на вид он так страшен, а так — добрый, вот только людей не жалует.

— Странный ты человек… — Яцек пододвинул табурет, сел и с опаской покосился на горшок, где по-прежнему ключом кипела вода. Вздохнул. — Странный, и все таки — хороший. Другой не полез бы девчонку спасать, а ты не забоялся. Что ты затеваешь, Жуга? Иногда просто страшно, когда ты рядом. До жути страшно…

Жуга сидел недвижно, молчал, глядя в окно. Рассеянно взъерошил пятерней рыжую копну нечесанных волос. Посмотрел на Яцека.

— Страх, да… — сказал наконец он. — Наверноe, ты прав. Со стороны, говорят, виднее. Извини, если что. Спрашивай, я отвечу.

Яцек подобрал с пола одну трубочку, повертел ее в пальцах.

— Свистулька, что ли? — недоумевая, произнес он.

— Вроде как, — кивнул Жуга. — Помнишь разговор вчерашний? Свирель я мастерил — манок. Полдня ветки перебирал, искал подходящую.

— Нашел?

— Нашел.

— Дались вам с Готлибом эти крысы… — Яцек с сомнением посмотрел на хрупкую, еще не просохшую дудочку, что лежала на столе. — Потравить их — и делу конец. Или капканов побольше поставьте. Дудеть-то что толку?

Жуга поднял взгляд, усмехнулся невесело.

— Если б ты знал, друг Яцек, как тут все хитро закручено, — сказал он. — А Готлиб… он из-за меня в беду попал, мне и выручать старика.

Жуга спрыгнул с окна и направился к столу. Выбросил вон распаренные ветки, наполнил горшок свежей водой, подождал, пока та не закипела и всыпал пригоршню крупы. Сложил в мешок свирель и нож, посмотрел на заваленный мусором пол.

— Веник есть?

— Там, в углу…

Жуга смел щепки в кучу и выбросил их в окно. Постоял, задумчиво глядя на улицу. Было тепло — осень расщедрилась-таки еще на один погожий денек. На темном небе уже зажглись первые звезды. Сырой осенний ветер налетал порывами, раскачивал оконные створки, теребил Жугу за волосы.

— Такая загвоздка, Яцек… — сказал Жуга, не поворачивая головы. — Плохо я город знаю, а мне по всем улицам пройти надо. Помог бы ты мне, а?

Тот помолчал нерешительно.

— А ты когда идти-то надумал? — наконец спросил он.

Жуга повернул голову.

— Сегодня, — сказал он и посмотрел Яцеку в глаза. — Сейчас.

* * *

Они шли по темным улицам — две тени, черное на сером; шли тихо, лишь башмаки Яцека стучали по каменной мостовой, да шуршал изредка под ногами палый осенний лист. Шли мимо запертых лавок и мастерских, мимо пивной, где давно уже смолк всякий шум, мимо черной молчаливой громады собора. Шли мимо ратуши, где равнодушные черные ножницы стрелок отмеряли третий час. Шли мимо пекарни вдовы Мютцель, мимо аптеки Готлиба, мимо темных унылых домов, кружили в узких лабиринтах уснувшего города, и лишь тусклые фонари слепо таращились им вслед.

Первым шел Яцек, кратчайшей дорогой направляясь к городским воротам, сразу за ним — Жуга с котомкой за плечами (ее он взял с собою). Жуга играл. Звук свирели почти что не был слышен, лишь возникал временами в голове тонкий комариный писк, висел в воздухе, щекотал виски, а через миг растворялся в ночной тишине. Зыбкая, плачущая мелодия из двух-трех нот билась в тесных каменных ладонях, летя в небытие и возвращаясь, звала за собой. Яцек мог бы поклясться, что никаких звуков нет вообще, если бы…

Если бы не крысы.

Сбившись в тесную стаю, они шли за ними, как привязанные, и с каждой улицей, с каждым проулком их становилось все больше и больше, словно серое бугристое одеяло накрыло мостовую от края и до края. Яцек содрогнулся от такого зрелища и больше не оглядывался. Улицы петляли, брусчатка мостовой была неровной. Жуга шел, чуть заметно хромая, не оборачиваясь, сосредоточенно глядел себе под ноги. И только поэтому ни он, ни Яцек не заметили, как там, где они прошли, открываются бесшумно двери домов.

* * *

Лишь когда оба они вышли далеко за городские стены, Яцек набрался храбрости и оглянулся еще раз. Оглянулся — и остолбенел.

Крысы по-прежнему бежали следом, их теперь было гораздо больше, но дело даже не в этом.