В "помывочной" при помощи душика — у нас здесь две лейки — охлаждались дед и батя. Оставив им на попечение Чико, пошел в парилку.
— Вовремя! — Салютнул мне Федор веником, окатил полок водичкой и приказал: — Ложись!
Охотно лег — японцы, при всем уважении, веничком орудовать не умеют. Федор поддал пару и принялся за дело. Когда первый жар спал, вернув возможность разговаривать, он спросил:
— Тебе ведь уже говорили, что ты не виноват?
— Говорили, — Ответил я.
— А сам как считаешь?
— Считаю, что виноват, — Сознался я.
— Стало быть, вину признаешь, — Удоветворенно заметил Федор и вдруг резко хлестул веником мне по заднице: — Как искупать намерен?!
— Кровью и потом! — Вполне искренне ответил я.
— Это по-нашему! — Окатив меня холодной водой, Федор вручил веник мне и улегся на полок сам. Камни делают "пшш!"
— Жалко мужика, — Вздохнул Федор, — Императора вашего. Чисто по-человечески. Не должны родители своих детей хоронить. Неправильно это.
— Такая судьба у них — у царствующих особ. То сами друг друга табакеркой бьют, то народ угнетенный добирается, — Пожал я плечами, не забывая хлестать Федора веничком.
— А если так, то чего ты тогда нос повесил? — Не понял Федор. Я объяснил.
— Нельзя девчонку бросать, — Решил Федор, — Если все так, как ты говоришь, у нее кроме тебя да подружки твоей считай никого и не останется. Этот, белесый, как бишь его?
— Кейташи.
— Он бы чего не отчебучил. Первая любовь она такая, дурная. Не сломалась бы девчонка, — Вздохнул Федор, заодно добавив мне тему для размышлений.
Отец Кейташи-то госслужащий. Ох, я будто вижу, как его отец умоляет его порвать все отношения с нехорошей сестрой убийцы Нарухито.
— Да не унывай ты, Йошка. Дело молодое, туда-сюда мотает. Ты, главное, за свою девочку держись — видно по ней, что ради тебя и в огонь, и в воду.
— Это да, повезло мне, — Улыбнулся я, — Сама пришла, представляешь, дядь Федь.
— Судьба, значит! — Поднявшись с полка, мужик с улыбкой хлопнул меня по плечу, — Пошли в дом, пока все без нас не выпили.
Ополоснувшись, переоделись в кимоно — батино вполне налезало на Федора, и отправились в дом. Разговоры, употребление алкоголя. Достигнув нужного градуса, батя счел необходимым похвастаться Федору моими музыкальными свершениями, и мы поставили "демку". Дядя Федя мужественно вытерпел первые две песни, снисходительно покивал на третьей, посмурнел на четвертой — хоть и на японском, а печалька-то слышится, две последних попритоптывал ножкой.
— Ну молодец, что тут скажешь, — Похвалил меня Федор, — И жрец, и жнец, и на дуде игрец. А из нашего знаешь что-нибудь?
Звучало как вызов, поэтому я сходил за гитарой, кратко объяснил сюжет песни присутствующим японцам и запел, аккомпанируя себе в меру сил:
— Тихо как в Раю. Звезды над местечком высоки, ярки… [https://youtu.be/9B1gUadVpYE]
— Душевно-то как! — Вытер слезинку Федор, когда песня закончилась. Батя с дедом тоже слегка прониклись — многотысячелетняя скорбь еврейского народа никого не оставляет равнодушным.
— Может, в память о Нарухито что-нибудь напишешь? Красивое, — Шмыгнул носом пьяненький батя.
А что? Я могу! Какая разница, про мертвого Дикаприо поется в песне из "Титаника" или о Нарухито? От цинизма замутило, но когда еще получится так мощно хайпануть?
— Напишу, — Кивнул я, — Завтра после школы соберу музыкантов.
Раздался звонок в дверь. Махнув мужикам и сестренке — ей явно быо скучно, но она стойко терпела — пошел открывать.
На пороге стоял укрытый зонтиком Танимура — мой экс-телохранитель от якудзы. Тоже весь в трауре.
— Мотидзуки-сама просил передать, что пусть ты и не виноват, но вокруг тебя творится слишком много нехорошего, — Поведал мрачный он, — Поэтому Мотидзуки-сама просит тебя держаться подальше от его сына. Кроме того, вот… — Он протянул мне потрепанную пачку бумаг — явно читали, — В твоих задумках якудза участвовать не будет.
Ясно, это мне вернули ММА.
— А еще Ямасита-сенсей отказывается тебя учить, — Добил меня Танимура, легонько поклонился и ушел.
В школу мы с Хэруки с начала сентября ездим на велосипедах.
— Плачет! — Рассказывала она по пути о состоянии Кохэку.
Глупо было ожидать иного.
— А как ты, Иоши? Ты не виноват!
— Да, все так говорят, но увы! — Грустно улыбнулся я девушке, — Но не переживай, заботься о подруге, ей сейчас гораздо хуже, чем мне.
— Это я и сама знаю, — Махнула она ручкой, — Вот бы все осталось так же, как раньше.
— Было бы здорово, — Вздохнул я.
Атмосфера в школе — чудовищная, все ходят как воду опущенные. По коридорам гуляют шепотки: «Фукуда», «Брат», «Чудовище», «Так подставить всю школу!», «А видели его деда? Жалкий!», «Кореянка, да? Ну и семейка!».
Кулаки сжимались от злости, но усилием воли я заставлял себя не реагировать. Детей понять можно. Всех понять можно, но от этого нифига не легче. В классе — еще хуже. Статисты явно в замешательстве — с одной стороны, по телеку приказали нас жалеть — это значит, что следует подойти и посочувствовать. С другой стороны — неизвестно, общаемся ли мы до сих пор с «сестрой этого сумасшедшего», поэтому пока ограничивались напряженно-вежливым (бывает и такое): «Доброе утро».
