Осень в Задонье - [9]

Понимали не очень. Приезжал отец, чтобы сообщить: «Дыни продает человек на трассе, у моста. Берут. Машину подгонит. Ты оклемался? — Пронзительный взгляд. — Отравился, может, чем? — Это уже, понятно, насмешка. — Прошло? Ну и слава богу. — Телефонный звонок его подогнал. — Еду, уже, еду… — Он поднялся с кряхтеньем, пожаловался: — Спину опять застудил. Едешь — вроде жарко. Откроешь окно — просифонит. Возраст, наверное…»

Это было правдой: шестьдесят лет, юбилей уже отметили старшему Басакину. Крепкий мужик, кряжистый, но голова седая, от кудрей на темени, считай, ничего не осталось, на лице резкие морщины, спина побаливает. Но он еще крепок, с утра до ночи в работе: самый опытный землемер в округе, его дело не только разбивка, межевание, но оформление документов, прав на землю — ремесло нынче очень нужное для всех: от стариков, которые свои «шесть соток» узаконить хотят, до солидных фирм и хозяев. Сидеть не дают. «Ну, еду, сказал, еду, уже в дороге…»

С тем он и отбыл, похлопав сына по плечу:

— Ладно, отдыхай, — и внуку приказав: — А ты отца корми да охраняй.

— От вампиров? — спросил Тимка. — Они позасели вокруг.

— Это уж точно… — рассмеялся старый Басакин. — Засели, не выкуришь.

С тем и уехал.

В пору обеденную прибыли мать и жена. По обычаю бабьему они охали да ахали, сваливая все на болезнь: «К врачу надо сходить, провериться…»

Окончательный диагноз поставил к вечеру подъехавший брат. Оглядев Ивана, он сказал:

— Вроде живой… А для полного здоровья надо попариться и пивка попить. Я маму просил баню топить. На пивзавод в городе заскочил. Свежайшего нацедил. Поставил в холодильник. И рыбка есть. Так что бери машину и вези всех ко мне. Ребятню возьми. Тимошка париться любит. И вы, бабоньки… А как же! — щекотнул он невестку. — Ваньку попаришь. А он — тебя! Ну, я поехал свою родимую забирать. Догоняйте!

Яков жил на окраине поселка в своем, не больно великом флигеле с подворьем, на котором умещалось все: высокий просторный склад, куда завозилась мука, сахар, крупы и все прочее, чем торговал он; тоже немалый гараж; а еще — сад, огород, теплица, сетчатый вольер для охотничьей собаки и, конечно, баня — хозяина радость и гордость. Баня была настоящая: бревенчатая, с «каменкой», полками, мойкой, раздевалкой и даже невеликой верандой, чтобы летом чаек попивать, отдыхая.

Стоял теплый сентябрь, и потому немалый собор хозяев и гостей не в доме толокся, а растекся по всему подворью: женщинам — огород да цветы; детворе — их любимица охотничья собака Рада, хомячки, которых разводила дочка; мужикам, конечно же, — баня, первый пар, когда сухие полки и стены пышут жаром, и белые клубы от «каменки» бьют в потолок.

Они были похожи, два родных брата. Тем более что разница в возрасте невеликая. Но в детских и школьных временах она казалась огромной: на целых четыре класса. Яков для брата младшего всегда был надежным покровителем, наставником и доброй защитой. Так было с малых лет, так и теперь оставалось. И потому Иван безо всякой утайки рассказал то немногое, что было, и то, что казалось, и что болело.

Старший брат его выслушал, посочувствовал, невольно свое вспоминая:

— Это мы знаем… — вздохнул он. — Устал, допекли, не железный. Такая жизнь пошла. Куда нам деваться? Семья, дети… Их не скинешь с руки. Терпи, казак, — и смягчая, с усмешкой: — Может, наши придут. Но на може — плохая надежа. А сейчас я тебя подлечу, — пообещал он, помахивая веником. — Выгоним хворь.

На том вроде и поставили точку. Виделись нечасто, было о чем поговорить, кроме горького, которому не поможешь.

Но, между прочим, старший брат сообщил:

— Саня Маслак уезжает. Палатку и все хозяйство будет продавать. Место хорошее. Клиентура своя, постоянная. Не хочешь в соседи?

Иван, не раздумывая, отрицательно головой помотал.

— Заелись… Дальнобойщики, — посмеялся Яков. — Не думаете о людях. Кто их будет кормить? — Сам он занимался торговлей уже десять лет и даже больше.

Парились, выходили отдыхать на веранду, приучали к парной малого Тимошку, который отчаянно лез на верхний полок, ни жару, ни веника не боясь, в отличие от брата старшего.

Отдыхали и снова париться шли, дожидались отца, который обещал подъехать, лениво отбрехивались от жен, которые торопили их.

Наконец мужики всласть набанились и, устроившись на веранде, неспешно потягивали пиво, подсмеиваясь над женщинами, которые визжали да верещали в парной.

Отец приехал поздно, когда уже все вместе заканчивали ужин, чаевничали. Старый Басакин наскоро обмылся, сел за стол. Жена его укорила:

— Ждем тебя, ждем. Так долго…

— Работа… Делим, переделиваем, никак не поделим. А у вас тут чего? — внимательно поглядел он на младшего сына.

— Попарились, — ответил тот. — Все в порядке.

Он и впрямь был в полном порядке: отоспался, отмылся, молодой еще, крепкий.

— А дальше? — допрашивал отец.

— Пивка попили, — с усмешкой, все понимая, вступился за брата Яков.

Они были похожи: ростом, статью, русые, сероглазые.

— Молодцы, — со вздохом одобрил отец, глядя на сыновей своих, взрослых уже, на голову выше его, приглядных, слава богу, здоровых, живущих своими семьями и своим умом.