«Осень в горах» Восточный альманах. Выпуск седьмой. - [73]

Мудрец знал, кто «вечно ест за чужой счет», но слышать ему это было еще тягостнее, чем самому прослыть иждивенцем, и он натянуто улыбнулся:

— Пойдем в «Восточное спокойствие»!

— Прекрасно! Послушай, я хотел бы еще пригласить Ли Цзин–чуня. Не возражаешь?

На лице У Дуаня было написано, что о возражении и речи быть не может. И хотя Мудрец очень не любил бывать в обществе Ли Цзин–чуня, ему пришлось согласиться, потому что У Дуань смотрел на него с таким видом, словно в любой момент готов был вытащить из кармана бомбу.

— Очень хорошо, я давно не видел старину Ли и ужасно по нем соскучился! К тому же ты сегодня хозяин, значит, и гостей волен сам выбирать!

У Дуань ринулся к телефону и стал звонить Ли Цзин–чуню. Тот, по счастью, оказался дома и, немного поколебавшись, обещал прийти прямо в ресторан.

Уже наступила пора летних каникул. Солнце, горячее, как переполненная углями печь, раскалило пыль на дорогах, точно вулканический пепел. Призывно кричали торговцы кислым сливовым отваром; мороженщики звонко стучали своими лопаточками, и от этих звуков у людей становилось еще суше во рту. Бродячие собаки неподвижно лежали под навесами, высунув языки и часто дыша. Только рикши и дворники еще шевелились, словно хотели показать что человеческая жизнь похуже собачьей. Дворники ровным и тонким слоем расплескивали по улице воду, но она сразу высыхала, оказываясь такой же бесполезной, как испорченный экземпляр «Изречений и бесед», с помощью которого иные правят Поднебесной.

Когда У Дуань с Мудрецом пришли в «Восточное спокойствие», Ли Цзин–чунь уже ждал их. Он был в чесучовой студенческой форме и парусиновых туфлях, которые шокировали его приятелей не меньше, чем если бы им довелось увидеть Чжугэ Ляна, одетого в европейский костюм.

— Гм, что за странный наряд, дорогой Ли! — промолвил Мудрец, пожимая ему руку.

— Здравствуй, старина Чжао, — ответил Ли Цзин–чунь. — В последний раз мы виделись почти три месяца назад, на вечере в женском союзе!

Услыхав о женском союзе и вспомнив старика Вэя с его сухопарой дочкой, Мудрец чуть было не отказался от обеда, но Ли Цзин–чунь уже обратился к У Дуаню:

— Давненько я не был в ресторане. Спасибо, что вытащил меня!

— Не стоит, прошу тебя быть моим гостем! — ответил У Дуань, не спуская глаз с парусиновых туфель и студенческой формы Ли Цзин–чуня. Он долго крепился, потом не выдержал и спросил: — Ты, наверное, поступил в какое–нибудь реформированное учебное заведение? Боюсь, что белые туфли и чесучовый костюм выглядят слишком по–иностранному!

Ли Цзин–чунь усмехнулся:

— Все это не так просто. Ты ведь сам всегда одевался по–европейски и воображал, будто постиг самую суть европейской культуры. А носить китайский халат — значит, по–твоему, хранить верность национальной культуре? Я же думаю, что одежда и другие необходимые для жизни вещи должны быть простыми и экономичными. Если ты считаешь китайское платье неудобным, то первым делом подумай — почему именно. Только определив все его недостатки, ты сможешь его реформировать. Если же ты пришел к выводу, что лучше одеваться по–европейски, опять–таки реши — почему. И тогда хоть с ног до головы нарядись во все иностранное, но совершенно необязательно покупать его за границей — можно и у нас сшить. В общем это не столько вопрос культуры, сколько вопрос практики и экономики. Не сочтите меня мелочным, но я считаю, что размышлять надо даже над самыми крохотными вещами, вплоть до иголки…

— Старина У! — скорчив жалобную мину, взглянул на приятеля Мудрец. — Не пора ли заказывать?

— Конечно, пора! — откликнулся У Дуань. — Что ты будешь есть, старина Ли?.

— Все равно. Что закажешь, то и съем. Сам я заказывать не умею, об одном прошу: не бери много

— Ладно, ладно, ты меня слушайся. Вина возьмем всего полцзиня [54], потому что мне предстоит с вами серьезный разговор.

Мудрец был глубоко разочарован, но при Ли Цзин–чуне не решился возражать. У Дуань заказал несколько блюд и, как и обещал, всего полцзиня вина, которого хватило совсем не надолго. Когда закуски тоже кончились, У Дуань сказал:

— Дорогой Чжао, не скрою, Ли Цзин–чуня я пригласил в основном для того, чтобы он открыл тебе глаза на Оуяна. Надеюсь, Ли Цзин–чуню ты поверишь?

— Что это значит, старина У? — воскликнул Ли Цзин–чунь.

— Нечего удивляться, — быстро парировал У Дуань. — Расскажи лучше, как Оуян выжил тебя из пансиона!

— Это дело прошлое. Стоит ли о нем вспоминать, — пожал плечами Ли Цзин–чунь.

— Стоит, старина Ли! Очень прошу тебя, расскажи, как это было! — Глаза У Дуаня округлились и приняли умоляющее выражение. — А то Чжао считает его настоящим другом, а нас нет!

— Я всех вас считаю настоящими друзьями, — возразил Мудрец.

Но Ли Цзин–чунь уже понял, чего хочет от него У Дуань, и произнес:

— Дружить — вовсе не значит быть неразлучными, как две камбалы! Можно встречаться часто, можно — пореже. Все должно зависеть от настроения. Даже в момент наибольшей духовной близости надо замечать друг у друга ошибки и помогать исправлять их, а в момент охлаждения отношений не следует поливать друг друга грязью. Оуян, на мой взгляд, невежественный подонок. Дружить с ним я не желаю, спорить тоже не буду и, уж конечно, не собираюсь перемывать ему косточки. Да, он меня оскорбил, но я плюнул и постарался об этом забыть. А вот если бы он причинил кому–нибудь настоящее зло, я бы убил его без лишних слов, и не из личной вражды, а чтобы общество избавить от негодяя. В свое время я говорил тебе о нем, старина Чжао, предостерегал, но ты не верил, а сейчас…