Осень Овидия Назона - [51]

— Очень верные слова! — воскликнул Дорион, обрадовавшись, что старый купец обладает хорошей памятью и помнит строки Феогнида, которые он, Дорион, заучивал еще в двадцать лет.

— А помнишь его слова: «Лучше всего справедливость; желанней всего быть здоровым, вещь же приятнее всех — чтобы желанье сбылось… от благородных и сам благородные вещи узнаешь».

Лицо старого грека расплылось в улыбке.

— Ты образован, молодой человек, мне это приятно отметить. Пусть твои добрые мысли украсят твой жизненный путь! Вот уже шестьдесят лет, как меня зовут Проклом. Многих людей повстречал я на своем жизненном пути. И убедился — не так уж часто встретишь людей богатых, да еще образованных и благородных. А вот у тебя все это отлично сочетается. Честь и хвала твоему отцу, давшему тебе обширное образование.

— Не знаю, как ответить тебе, добрый человек. Я не уверен, что уже достиг образованности. Благородства я еще не проявил, а вот богатства не было в нашей семье. Мы были рабами и совсем недавно откупился мой отец, вызволив двух своих дочерей. Теперь он покинул любимые Афины и живет вместе с дочерьми в Пантикапее. Вот куда они убежали от своей госпожи Миррины, вдовы философа Праксия.

— Это примечательно! — воскликнул Прокл. — Сын раба и так образован. Но еще важнее другое, важно то, что ты не обозлен и не питаешь ненависти к людям. А ведь тебя тиранили, доля раба жестока!

— А я учился у людей, которые жизнь свою посвятили поискам справедливости. Я учился у великих философов, у мудрых риторов, я им благодарен.

— Тогда скажи мне, — попросил Прокл, — куда ты устремился через бурное море осенней порой? Какие у тебя неотложные дела в дальних землях? Прости меня, но был бы я твоим отцом, то велел бы отложить путешествие до весны, а еще лучше до лета.

— Дело мое неотложное, потому что горе постигло близкого мне человека. Я тороплюсь к Овидию Назону в город Томы, куда он сослан по велению императора Августа. Был я у него переписчиком целых десять лет. Я полюбил его поэзию и привязался к поэту. Прошло уже пять лет со дня его ссылки, а я только сейчас смог собраться в эту дальнюю дорогу. Мне пришлось много потрудиться, чтобы собрать нужные мне деньги. Теперь пришло время увидеть его, помочь ему.

Прокл не удивился, услышав рассказ Дориона. Что бы ни говорил Дорион — все вызывало в нем чувство восхищения. Он искренне позавидовал отцу Дориона и порадовался, что судьба послала ему такого благородного спутника.

Целый месяц погода им благоприятствовала, и все путники были в добром настроении. Совсем прекратились воспоминания о кораблекрушениях и несчастьях, постигших корабли осенней порой. Бывало, что море так спокойно, что приходилось призывать к делу гребцов. А когда ветер дул в нужном направлении — судно шло на парусах.

Но вот холодной осенней ночью поднялась буря. Волны, высотой в целый дом, словно стремились поглотить судно. Его швыряло, как щепку. Темное небо будто раскололось и обрушилось ужасным ливнем. Все проснулись от того, что корабль бросало так, что нельзя было удержаться на месте. Хозяин судна потребовал всех владельцев груза в трюм и велел так расставить тяжелые сосуды, чтобы они не перевешивали правый борт. Между пифосами и амфорами были уложены мягкие тюки. Все было сделано для того, чтобы корабль не опрокинулся. И все же опасность не миновала. Когда судно стало крениться на бок, корабельщик приказал немедля выбросить за борт амфоры с оливковым маслом, пифосы с дорогими рыбными соленьями и маслинами. Почти весь тяжелый груз принадлежал двум почтенным купцам. Валерий Валент, который на протяжении всего пути говорил о том, что главное — сохранить жизнь и всякое достояние — ничто, вцепился в свои амфоры и стал кричать, что не позволит их выбросить, что не позволит довести себя до полного разорения. А купец Аврелий махнул рукой и при свете факела стал вытаскивать свои сосуды и корзины с керамикой — все, что имело большой вес.

— Надо выжить! Надо выжить! — кричал он в исступлении. Его было слышно сквозь завывание бури.

Дорион помогал купцам. Вместе с другими он таскал тяжести и выбрасывал их в море. Он искренне жалел купцов, но понимал что крики и мольбы оставить вещи на корабле — были бессмысленны. Ведь надо было спасаться. Сам Дорион вел себя достоинством, но впервые подумал о том, как неразумно поступил, отправившись в путь в осеннюю пору. Он вспоминал слова своего спутника, старого Прокла, о том, что тот не пустил бы своего сына в опасное плавание.

«Бедный отец, — думал Дорион, — как бы он сокрушался, узнав, какое я устроил себе путешествие. Но не все же корабли тонут в бурю? А потом мы будем вспоминать свои страхи. Не случайно бывалые путешественники рассказывают были и небылицы о пиратах, о карликах и великанах, о пустынных землях, где таятся несметные сокровища. Не со страху ли они видят то, чего нет? Но что ждет его? Чем завершится эта страшная ночь?

Освободившись от груза, корабль стал легким и летал по волнам, как щепка. Критобул говорил, что теперь людям не грозит опасность. Тяжелый груз не перевернет судно. А бурю, страшную качку и страх надо переносить спокойно. «Молитесь Посейдону», — советовал он. Но люди, потерявшие свое имущество, были так убиты горем, так разочарованы, что и молитва не шла им на ум. Иные из них уже не верили, что сойдут на землю, иные тихонько читали молитвы, надеясь, что их потери достойная жертва грозному богу моря, а их жизни уже в безопасности. Только на пятый день утихла буря, которая чуть не стоила жизни Дориону и его спутникам. Дорион так похудел и обессилел, что боялся заболеть в пути. Запасы пищи были скудными. Все мечтали купить свежей пищи на берегу, как только появится возможность причалить. Путники даже не знали, куда занес их свирепый ветер.