Осень на Шантарских островах - [32]

Дальше они поехали втроем. В конце улицы, у железнодорожного переезда, матрос, который стоял рядом с Сынулей, попросил остановить машину.

-- Только жинке скажу, что мы здесь, -- пробормотал он, не глядя ни на кого. -- Подождите минутку...

Ему долго не открывали, а потом внутри дома кто-то пронес зажженную лампу, дверь отворилась, послышался женский крик. Они о чем-то говорили, а потом между ними началась какая-то возня, женщина закричала: "Вася, пожалей меня, не уходи!" -- в доме заплакали ребятишки...

Пожилой матрос, перегнувшись через борт, крикнул:

-- Погоняй!

И машина тронулась.

Пожилой матрос сошел за железнодорожным переездом, где начинался поселок -- ряд плоских каменных бараков с деревянными фасадами. Он ничего не сказал, только коротко взглянул на Сынулю и вдруг выпрыгнул на дорогу на полном ходу -- легко, шофер даже не услышал ничего.

Теперь Сынуля остался один. Шофер гнал машину, не сбавляя скорости, -гроб то отлетал к кузову, с такой силой ударяя в автомобильную покрышку, что воздух выходил из нее со свистом, то отлетал к заднему борту, -- Сынуля едва успевал поднять ноги, чтоб не зашибло. Он стал опасаться, что гроб в конце концов проломит борт и выпадет на дорогу, и хотел предупредить шофера, но тут машина остановилась. Сынуля понял, что они приехали.

Кладбище занимало весь склон солки, огибало ее с морской стороны, почти спускаясь к воде. Сынуля здесь был один раз -- пришел взглянуть от нечего делать. Был воскресный день, и, как помнил Сынуля, его тогда особенно поразило то, сколько там было людей. Наверное, на улицы в праздник выходило меньше. Вовсю работали продовольственные ларьки, велась оживленная торговля товарами с открытых машин, детишки весело бегали... Все было так буднично, весело, так спокойно -- без слов и причитаний... Ограды почти везде были одинаковые, похожие на широкие двуспальные кровати, с железными венками на надгробиях. Большей частью здесь были захоронены моряки -- кладбище было морское, но он видел также несколько могил летчиков, на них лежали самолетные винты. На самом верху сопки было одиннадцать могил без холмиков, одни надгробья из серого камня с надписями на английском языке -- здесь лежали солдаты и офицеры канадского стрелкового полка. Все они были зарыты в один день и в один год -- 1919-й, неизвестно, что с ними случилось здесь, вдали от родных берегов...

Шофер, освещая дорогу фонарем, стал продираться в зарослях серого дубняка -- он вроде знал место. Сынуля шел за ним. Вскоре они услышали стук железа о камень, потом увидели свежую могилу, оттуда вылетали комья глины. Человек в яме подобрал лопатой последние куски земли и, кряхтя, выбрался наверх. Это был лысый старик в пиджаке, в пижамных брюках, из кармана у него торчал пучок зеленого лука.

-- Привезли? -- спросил он.

Шофер, не ответив, вернулся к машине, ломая ветки, подогнал ее к месту. Втроем они, напрягаясь, спустили гроб в яму.

Старик шумно высморкался в платок.

-- Этот самый? -- поинтересовался он у Сынули. -- Не перепутали?

Он шутил, но Сынуля не понял шутки и недоуменно посмотрел вниз. Яма получилась чересчур узкая, и гроб повис в ней, не достигнув дна. Сынуля опустился на корточки и стал давить на крышку руками, пот лил с него ручьем.

-- Ничего, сам осядет, -- заметил старик. -- Дождик пойдет, и осядет... Тут место низкое...

Место было в самом деле низкое, но неплохое, открытое с моря: был виден пролив Босфор Восточный с выступающим Русским островом -- маяк сигналил оттуда проблесковым огнем...

-- А когда дождик пойдет? -- спросил Сынуля.

-- Как задует с моря муссон, так и пойдет, -- ответил старик.

-- Ну, поехали! -- не вытерпел шофер. -- А то у меня жена рожает...

-- Чтоб она тебе двойню родила! -- пожелал ему старик.

Шофер вдруг широко улыбнулся.

-- Я согласный, -- ответил он. -- Прокормлю как-нибудь... Ну поехали...

Сынуля не нашел своего судна в порту. На его месте стоял рефрижератор "Амур". Там все спали, даже вахтенного не было на палубе -- так что не у кого было спросить. Судно, на котором теперь предстояло работать Сынуле, временно отозвали с промысла. Стоянку разрешили до утра, но моряки поговаривали, что ее могут сократить. Сынуля сгоряча решил, что судно отправилось на промысел без него, и страшно перепугался. Этот испуг совершенно вытеснил все его прошлые страхи, думы про Таньку, все в нем сжалось от тоски и отчаянья. Но потом до него дошло, что судно не могло уйти -- ведь часть команды была на берегу. Наверное, оно отошло на рейд или, скорее всего, отшвартовалось в неохраняемой зоне, чтоб было проще подобрать оставшихся на берегу людей. Так оно и оказалось. Шхуна стояла на песках, у самых городских стен. Сынулю подбросил туда швартовый буксир.

На судне было много людей, моряки привели сюда жен и ребятишек. Ребятишек, видно, взяли сонных, прямо с кроватей, и они недолго выдержали -их выносили на руках из кают и укладывали рядышком на трюме, на расстеленных тюфяках. Сильно пьяных не было, но трезвых Сынуля тоже не видел. Среди жен моряков было немного молодых женщин, все больше среднего возраста. Недоспавшие, с распухшими лицами, они казались даже старше своих лет. Он увидел пожилого матроса -- тот расслабленно сидел на палубе и, по-видимому, больше притворялся пьяным, чем это было на самом деле, а женщина, наклонившись, прикладывала к его голове мокрое полотенце. Пожилой матрос выговаривал ей, икая: "Плохо вы нас ждете! Почему, когда в город идем, все время ветер по ноздрям? Почему?" -- строго допытывался он и пробовал отвести ее руки. В выходных штанах и тенниске, без бороды он выглядел нелепо, казалось, это совсем другой человек.