Осень и Ветер - [70]

Ева знает, что в западне: мы на виду, бежать ей некуда. Да и куда она убежит, с ребенком на руках? Поэтому она принимает самое верное решение: мужественно принимает удар.

— Мы наделали дел, Ева, и даже если ты снимешь кольцо с пальца и подпишешься в свидетельстве о разводе — для меня это ничего не изменит. Невозможно вернуть время вспять, детка. Я не жду, что ты простишь меня за Марину. — Мне все еще больно, имя маленькой сломанной бабочки режет язык — А ты не жди, что я прощу тебя за Хабиби.

— Я уже давно ничего не жду, Садиров, — отвечает она.

Я почти жду упреков: обид, слез, попыток обвинить меня во всем, ведь она имеет на это полное право. Но ее безразличие куда тяжелее обвинений. Потому что громче всего мы всегда молчим о том, что болит сильнее.

— У тебя нет выбора, Ева. Моя дочь будет со мной, потому что я такой: не хочу полумер, не хочу договоров и уступок там, где могу получить все. А ты можешь быть рядом с ней.

— В качестве нелюбимой жены в гареме? — язвит она.

Я почти радуюсь первому проблеску эмоций на ее лице. Почти готов поддаться на провокацию и вытолкать ее из зоны комфорта, заставить сбросить лягушачью шкуру и показать, осталось ли под ней хоть немного от той женщины, чье фото с ногами в чулках я до сих пор храню в телефоне.

— В качестве матери моей дочери, — сдерживаюсь я. — Пока только так.

Хочется сказать «жены», но с учетом кольца на ее пальце, это прозвучит по меньшей мере глупо. Пока она пытается понять, какую жизнь я предлагаю — нет, не предлагаю — навязываю, я заканчиваю.

— Мы с Яном не отступимся, ты же понимаешь. Мне глубоко чихать, с какими адвокатами он договаривается: я перекуплю любого. Есть масса способов отобрать ребенка, Ева. Но мне бы хотелось получить весь комплект.

Я протягиваю руку и небрежно глажу ее по щеке. В этом жесте нет ни капли нежности: я лишь даю понять, в чем заинтересован.

— Я бы не хотел, чтобы тебя зацепило осколками, детка, когда мы сцепимся.

— Спасибо за заботу, Садиров, — ледяным тоном отвечает она. — Предполагается, что после щедрого предложения мне нужно встать на колени и отбивать поклоны? А, знаешь, что? Я все равно никому из вас не нужна. Убирай своих оловянных солдатиков и прячь знамена: трофей сломался.

Ева пытается отойти, но шатается и начинает падать, а я в последний момент успеваю подхватить их с Хабиби на руки.

Глава тридцать третья: Осень

Я открываю глаза от сквозной боли в голове. Словно между моими висками протянули струну и теперь методично подтягивают ее на колышках, испытывая мой болевой порог.

Сажусь только с третьей попытки и в меня словно вливают лаву: боль плавится, превращается в поток, который стремительно прожигает меня вдоль всего позвоночника. Я еще не поняла, где я, но в панике ищу взглядом Хабиби. Выдыхаю, потому что она лежит рядом и крепко спит, раскинув ручки на подушке. Притрагиваюсь к ее волосам, и мысль о растрепанных жидких хвостиках с резинками-подсолнухами многогенно усмиряет боль.

Я не дома: кровать подо мной чужая, как и комната. Обращаю внимание, что за окнами уже стемнело и единственный источник света — ночник на прикроватной тумбочке. Господи, который час? Роюсь в памяти, пытаясь понять, что произошло. Слова Наиля всплывают отголосками нашего тяжелого разговора.

— Ты привел в дом замужнюю женщину, — слышу приглушенный женский голос из-за двери. — Так нельзя, Наиль.

— Я кажется уже сказал — эта тема закрыта, — холодно отвечает Наиль.

— Ты мог просто забрать дочь, — не отступает женщина.

— Они не делятся! — рявкает он так громко, что у меня мурашки бегут по коже. — Ты моя мать, но прежде ты женщина, поэтому знай свое место и не смей лезть ко мне с советами и нравоучениями. Хватит, нажрался досыта. Ева и Хабиби остаются здесь. Это — мой дом, а ты здесь просто чтобы увидеть внучку. Ты ее увидела? До свидания.

Голоса стихают.

Еще несколько минут я сижу в чужой кровати чужого дома и собираюсь с силами, чтобы опустить ноги на пол. Мне нужен телефон, Ян, наверное, уже с ума сходит. Окидываю комнату взглядом: совершенно очевидно, что это спальня мужчины. Темно-вишневые с серым цвета отделки, лаконичная мебель. Идеальный порядок. Если бы где-то здесь была моя сумка — я бы заметила. Убедившись, что Хабиби спит без задних ног, иду к двери и осторожно выбираюсь наружу.

В полутемном коридоре пусто, но откуда-то слева я слышу странные печальные звуки. В груди все сжимается, потому что я узнаю перебор клавиш рояля. Прикипаю к месту, огорошенная тем, что до сих пор, спустя столько лет, помню ту мелодию. Как будто Ветер играл ее только вчера, и та дождливая ночь наших откровений была с нами теперешними.

Мотив меняется, и я потихоньку иду на звук, словно на «голос» Волшебной дудочки из сказки про Нильса. Шаг за шагом, крошечными промежутками крадусь в сторону приоткрытой двери, из-за которой раздается «плачь» рояля.

Толкаю ее вперед и, прижавшись к стене, замираю.

Большая, почти пустая комната, посреди которой тот самый рояль. Я помню его, помню, как Ветер однажды пошутил, что посадит меня на клавиши и послушает, какую песню они споют, если мы займемся любовью. Кажется, это было не с нами, не в этой реальности. Просто кадры из черно-белого фильма без начала и конца.