Осень - [39]

— «Прошедший»… — произнесла Шу-хуа первый иероглиф, а затем стала читать дальше: — «прошлое»… «не»… «вспоминать»… Она говорит: «Не в силах вспоминать о прошлом»!

— Не в силах вспоминать… — как во сне повторила Юнь и добавила: — Действительно, незачем вспоминать…

Обращаясь к «вызывателю духов», она снова спросила:

— Сестра, можем ли мы с тобой встретиться еще?

«Вызыватель духов» начертил: «не знаю», а затем на бумаге показались слова: «брату Мэй тяжело».

— Удивительно, ведь она все знает! — изумленно сказала Шу-хуа.

— Сестра, защити же нашего Мэя, у него такое слабое здоровье, — всхлипывая, попросила Юнь.

На этот раз «вызыватель духов» двигался особенно долго, написав подряд много иероглифов; Шу-хуа медленно прочитала:

«Людские дела изменчивы, будущее — смутно; прежде всего надо спасать самого себя, нельзя откладывать этого на долгое время; я ухожу».

— Сестра, не уходи! Сестра, сестра… — молила Юнь. Казалось, она хотела вернуть самое дорогое, что было у нее в жизни. Ее широко открытые глаза неотрывно смотрели на маленькую дощечку и на лист бумаги, испещренный неразборчивыми знаками. Слезы капали на бумагу.

— Она ушла, — разочарованно сказала Шу-хуа, вытирая мокрые от слез глаза.

Шу-хуа не ошиблась. Карандаш перестал чертить знаки: на бумаге появлялись лишь кружки и кривые линии. Цзюе-синь по-прежнему казался погруженным в сон. Руки его лежали на дощечке, глаза были плотно закрыты, из слегка приоткрытого рта медленно стекала струйка слюны.

— Сестра, сестра… — жалобно, с отчаянием продолжала звать Юнь, в ее голосе звучали ласка и печаль.

Но тут Цинь, положив руку на плечо Юнь, ласково сказала:

— Не надо, Юнь, это бесполезно. Все уже кончилось, да к тому же и писала-то ведь не Хой.

— Разве ты не видела? Она же многое нам сказала, — с горечью возразила Юнь, которая верила во все, что видела. К тому же, ей так хотелось поговорить с умершей сестрой! Она не могла поверить, что все эти иероглифы вовсе не были написаны духом Хой.

— Мы поговорим об этом позже, а сейчас ты должна немножко успокоиться, — убеждала ее Цинь, исполненная сочувствия. Она понимала, что происходит в душе Юнь, и ее мучили те же воспоминания. Она сама была бы рада, если бы Хой могла с ними поговорить. Но не в пример Юнь, она не верила в существование духов и знала, что действие «вызывателя духов» — лишь одно из явлений гипнотизма.

Видя, что брат еще не пришел в себя. Цзюе-минь, растолкал его.

Цзюе-синь открыл глаза и с изумлением уставился на присутствующих. Его удивляло, почему Юнь плачет, глаза Шу-хуа и Шу-чжэнь мокры от слез, а на лице Цинь застыло выражение скорби.

— В чем дело? В чем дело?… — спросил он.

— Приходила Хой и долго беседовала с нами, — отвечала Шу-хуа.

— Что она говорила? Расскажите же поскорей! — проговорил Цзюе-синь, изменившись в лице.

Шу-хуа стала подробно рассказывать ему о происшедшем: как вначале на бумаге появился иероглиф «Хой», как они поняли, что это именно Хой, что они спрашивали у нее и как она отвечала, как сказала о том, что она одинока, что ей тяжело… Все остальное Цзюе-минь и Цинь уже знали. Цзюе-минь с чувством жалости смотрел на Цзюе-синя и думал о том, как в этом слабом теле может умещаться столько переживаний.

Цзюе-синь слушал, позабыв обо всем на свете. Он напряженно вглядывался в лицо Шу-хуа, как будто опасаясь, что слова, слетавшие с ее губ, могут исчезнуть. Не успел он услышать и несколько слов, как глаза его заблестели, и слезы потекли капля за каплей. Но он не вытирал их, напряженно слушая Шу-хуа.

Ее рассказ заставил Юнь, которую только что успокоила Цинь, снова расплакаться. Низко опустив голову, Юнь закрыла лицо платком. Ей не хотелось, чтобы все видели, как у нее от слез по лицу размазались крем и пудра.

Увлеченная своим рассказом, Шу-хуа не замечала, что Цзюе-минь делает ей знаки замолчать. Ее слова безжалостно жгли сердце Цзюе-синя, мучили его душу, не давая ни минуты покоя. Шу-хуа и в голову не приходило, что она поступает очень жестоко. Однако Цзюе-минь понял это и, вмешавшись в разговор, быстро спросил:

— Откуда у вас эта штука? Как это вы о ней вспомнили?

— Цзюе-синь достал ее из старого сундука, где она, как говорят, лежала уже много лет, — отвечала Шу-хуа.

Цзюе-синь испытывал страшные мучения, сердце его пронзила острая боль. В то же время он чувствовал и нечто вроде удовлетворения. Ему хотелось, чтобы люди говорили о Хой, называли ее имя, — тогда ему казалось, что Хой не умерла, что она не забыта. Слезы принесли ему облегчение, ослабили его душевное напряжение. Он слегка вздохнул и откинулся на спинку стула.

— Брат, ну зачем тебе понадобилось возиться с этим «вызывателем духов»? Ведь ты прекрасно знаешь, что все это — вздор, зачем же себя мучить зря? — с легким укором произнес Цзюе-минь, взглядом успокаивая брата.

— Ты говоришь — вздор? Не верю! Ведь совершенно ясно, что все это говорила Хой! — запротестовала Шу-хуа.

Цзюе-минь бросил укоризненный взгляд на Шу-хуа и мягко ответил:

— Это — одно из проявлений подсознательного, доверять таким вещам нельзя. Тебе этого не понять, а брат об этом знает.

— Цзюе-синь! — воскликнула Шу-хуа удивленно. Она было хотела сказать что-то, но Цзюе-синь опередил ее: