Осень ацтека - [2]

Полных двенадцать лет тому назад в нашем родном городе Ацтлане, Краю Белоснежных Цапель, что лежит далеко к северо-западу, на побережье Западного моря, мы услышали первую ошеломляющую новость о том, что в Сей Мир вторглись белокожие и бородатые чужаки. Ходили слухи, будто они явились из-за Восточного моря в огромных домах, скользящих по воде и приводящихся в движение огромными, как у исполинских птиц, крыльями. В ту пору мне было всего шесть лет, до получения права надеть под накидку макстлатль — набедренную повязку, знаменующую собой вступление в возраст мужчины, — оставалось ждать ещё столько же, так что личность я представлял собой совершенно незначительную и мало что смыслил в происходящем. Но зато был не по годам любознателен и обладал очень острым слухом. К тому же моя мать Куикани и я проживали во дворце Ацтлана с моим дядей Миксцином, его сыном Йайаком и дочерью Амейатль, так что у меня имелась возможность быть в куре всех новостей, становившихся предметом обсуждения на Изрекающем Совете моего дяди.

Как видно из того, что его имя оканчивалось на «-цин», мой дядя принадлежал к знати. Собственно говоря, он был знатнейшим среди нас, ацтеков, ибо являлся юй-текутли — Младшим Чтимым Глашатаем Ацтлана. Несколькими годами ранее, когда я был всего лишь неразумным младенцем, покойный юй-тлатоани Мотекусома, Чтимый Глашатай мешикатль, тогда самого могущественного народа Сего Мира, даровал нашему городу (а в ту пору, по правде сказать, жалкой деревушке) права «самоуправляемого поселения Мешико», причислил моего дядюшку Микстли к знати и, уже как господина Миксцина, поставил его во главе Ацтлана с наказом превратить этот край в процветающую цивилизованную провинцию, которая стала бы гордостью всего Мешико, государства мешикатль. Так и получилось, что, хотя мы и находились чрезвычайно далеко от столичного города Теночтитлана — Сердца Сего Мира, — скороходы Мотекусомы доставляли во дворец Ацтлана, равно как и в столицы иных провинций, все новости, которые могли представлять интерес для подвластных Теночтитлану правителей. Ну и уж конечно, весть о прибытии пришельцев из-за моря вызвала у Изрекающего Совета Ацтлана особый интерес, пробудив немалый страх и породив множество догадок и толков.

— В древних архивах различных народов Сего Мира, — промолвил тогда старый Канаутли, Хранитель Памяти Ацтлана, доводившийся, кстати, дедом моим дяде и матери, — хранятся записи о правившем некогда Пернатом Змее, величайшем из вождей. Там говорится, что Кецалькоатль, правитель тольтеков, которого впоследствии стали чтить как величайшего из богов, имел белую кожу и на лице его обильно росли волосы.

— Неужто ты хочешь сказать?.. — начал было другой член Совета, жрец нашего бога войны Уицилопочтли, но Канаутли перебил его, чего и следовало ожидать: ведь всем было хорошо известно, как любит поговорить мой прадед.

— Существуют также сведения о том, что Кецалькоатль отрёкся от власти над тольтеками, поскольку совершил постыдный поступок. Возможно, его народ так бы ничего и не узнал, но правитель сам признался, что, будучи пьян, — он перебрал хмельного напитка октли, — совершил акт ау ил нема с собственной сестрой. Или, по другим сведениям, с родной дочерью. Тольтеки столь высоко чтили своего божественного правителя, что, бесспорно, не стали бы поминать ему содеянное, но Пернатый Змей не мог простить себя сам.

Несколько членов Совета торжественно кивнули. Канаутли продолжил:

— Вот почему он соорудил — одни говорят, что якобы сплёл из перьев, а другие, будто бы свил из живых змей, — плот и отплыл на нём за Восточное море. Его подданные распростёрлись ниц на берегу, громко оплакивая его уход, и Кецалькоатль, откликнувшись на их стенания, заверил свой народ, что когда он снимет с себя вину достаточным покаянием, то вернётся к ним. Однако время шло, от самих тольтеков давно уже остались лишь воспоминания, а Кецалькоатля с тех пор так никто и не видел.

— С тех пор и до нынешних, да? — проворчал мой дядя Миксцин. Он никогда не отличался слишком уж кротким и благодушным нравом, а принесённая гонцом новость вовсе не вызвала у него восторга. — Ты это хочешь сказать, Канаутли?

— Акюин икснетла? — промолвил, пожав плечами, старик.

— Кто знает? — эхом отозвался другой пожилой член Совета. — Я знаю только это, не больше, поскольку всю свою трудовую жизнь был рыбаком. И могу с уверенностью сказать, что построить плот, способный переплыть море, преодолеть рифы, мели и буруны прибоя, почти невозможно.

— Это для тебя невозможно, — заметил третий член Совета, — а бог вполне мог справиться с этой задачей. Кроме того, если в прошлом Пернатый Змей и столкнулся с трудностями, то, похоже, за минувшее время многому научился. Назад-то он приплыл не на плоту, а на крылатых домах.

— А зачем ему потребовалось несколько таких домов? — полюбопытствовал ещё один член Совета. — Он ведь уплыл один. А вернулся, выходит, с многочисленной командой? Или с пассажирами?

— Не забывайте о том, — напомнил собравшимся Канаутли, — что со времени его отплытия миновало несчётное множество вязанок лет. За прошедшие столетия Кецалькоатль мог взять в жёны множество дочерей разных племён, и его потомство могло составить многочисленные народы.