Осажденный Севастополь - [17]
Молодые офицеры корабля "Три святителя" пребывают в состоянии лихорадочного нетерпения. С минуты на минуту ожидают встретить какой-нибудь турецкий корабль; между офицерами только и слышны разговоры об абордаже и о правилах относительно призов. Некоторые рассчитывают разбогатеть от взятия хотя бы одного турецкого судна, другие мечтают об отличиях, наградах и повышении в чине, третьи просто полны юношеского воинственного задора. К числу последних принадлежит мичман Лихачев: Он уже воображает себя будущим героем: подле него убивают командира, только что палившего из страшного пудового единорога[31], он сам наводит орудие и метким выстрелом поражает турецкий адмиральский корабль; или другая вариация: их корабль сцепился с турецким. Лихачев проявляет чудеса храбрости и берет в плен неприятельского капитана, бросается на вражеское судно, спускается в трюм и находит там связанных христианок-невольниц, замечательных красавиц, которых везли продать в гарем султана. Воображение Лихачева разыгрывается, но вдруг оклик старшего офицера, делающего ему строгое замечание, возвращает юного героя к действительной жизни.
— Я просил вас, господин мичман, наблюдать за тем, чтобы одна вахта мыла свое белье в понедельник и четверг, а другая во вторник и пятницу, как было приказано, а у вас вечно выходит путаница, эдак нельзя. Надо внимательнее относиться к тому, что вам поручено. Вы считаете, на войне можно ходить d грязном тряпье?
"Провались это белье сквозь землю!" — подумал Лихачев, но не оправдывался, так как сознавал свою вину. С досады он, однако, разнес ни в чем не повинного и всегда безответного матроса Семенова, попавшегося ему на глаза.
— Я говорил тебе, каналья, чтобы ты мне напомнил о мытье белья, уж не думаешь ли ты, что я его буду мыть!
— Никак нет, ваше благородие! — отвечал Семенов, корча уморительную, виновную рожу и съежившись еще более.
— Смотри ты у меня! Сегодня же с двух часов ночи чтобы у меня уже грели воду, достали ведра, каменья и песок и разложили все на досках. Не сделаешь, все зубы вышибу!
— Слушаю, ваше благородие…
Лихачев отвел душу, и ему стало легче.
Вот уже пятые сутки идет непрерывный мелкий дождь, застилающий свет, подобно туману. Даже привычные к непогоде старые матросы начинают ворчать и употреблять слова "дождь" и "погода" не иначе как с приложением чисто русских эпитетов.
Утром 18 ноября стало несколько проясняться. Лихачев, находясь на вахте, первый крикнул: "Берег!" В самом деле, берег едва обозначился. Вскоре можно было различить очертания Синодского перешейка, обстроенного турецкими зданиями, по большей части деревянными, исключая два-три каменных дома и несколько мечетей. Перешеек настолько узок и не возвышен, что ясно видны были верхушки мачт кораблей, стоявших по ту сторону, на рейде.
— Наш флаг! Там наши! — сразу раздалось несколько голосов.
Это был в действительности флаг адмиральского корабля "Императрица Мария", стало быть, там находилась эскадра Нахимова. С тремя средней величины кораблями Нахимов уже несколько дней блокировал Синопскую гавань, где спряталась турецкая эскадра, состоявшая из двенадцати[32] военных судов, в том числе нескольких фрегатов. Чем руководствовались турки, не решаясь выйти в море и напасть на малочисленную русскую эскадру, трудно понять. Наоборот, Нахимов ожидал лишь прибытия двух кораблей, отправленных после шторма в Севастополь для починки, чтобы немедленно напасть на турецкий флот, прикрытый шестью береговыми батареями.
— Помоги Бог Павлу Степановичу, — сказал командир "Трех святителей", стоявший с несколькими офицерами на палубе и смотревший в подзорную трубу. Вахтенный офицер донес, что начальник их эскадры сделал сигнал "держаться соединенно". Весть эта быстро облетела весь, состоявший из тысячи человек, экипаж корабля. Все поняли, что и они примут участие в бою. Одни крестились, другие приосанивались, третьи сновали взад и вперед, приводя все в порядок. Флаги полетели кверху, и корабли стали огибать полуостров.
На другое же утро Нахимов призвал на свой корабль второго флагмана контр-адмирала Новосильского и командиров всех судов для сообщения им плана атаки.
Настало утро 18 ноября 1853 года.
С рассвета шел дождь и дул юго-восточный ветер. Сердитые шквалы налетали на русскую эскадру, состоявшую по большей части из старых кораблей и не имевшую возможности укрыться от непогоды.
Нахимов, плотный пожилой мужчина, с подстриженными усами, ростом немного выше среднего, с добрыми глазами, с легкой проседью в русых волосах, сидел в капитанской каюте и пил вместе с капитаном чай, доливая его крепчайшим ромом.
— Ну-с, я вам скажу-с, будет трепка! — сказал Нахимов, допивая последний глоток. — Надо пойти посмотреть-с… А вы, мичман Соловьев, извольте переодеться, — сказал он, увидев мичмана не в парадной форме. Этак одеваться перед боем — один разврат-с!
Нахимов на каждом слове употреблял приставку "с" или, как тогда говорили, "слово ер". Вообще первое впечатление, которое Нахимов производил на незнавших его, было хотя благоприятное, так как он имел очень добродушный вид, но вовсе не напоминавшее ничего героического. Он казался просто пожилым холостяком со многими чудачествами, характеризующими этот тип. С первого раза можно было, однако, заметить, что Нахимов пользуется любовью матросов. Завидя вице-адмирала, они весело кланялись, а в разговоре называли его просто Павлом Степановичем. Флаг-офицеры до того любили Нахимова, что их в шутку величали его "флаг-детьми".
Эти биографические очерки были изданы около ста лет назад в серии «Жизнь замечательных людей», осуществленной Ф.Ф.Павленковым (1839–1900). Написанные в новом для того времени жанре поэтической хроники и историко-культурного исследования, эти тексты сохраняют ценность и по сей день. Писавшиеся «для простых людей», для российской провинции, сегодня они могут быть рекомендованы отнюдь не только библиофилам, но самой широкой читательской аудитории: и тем, кто совсем не искушен в истории и психологии великих людей, и тем, для кого эти предметы – профессия.
Эти биографические очерки были изданы около ста лет назад отдельной книгой в серии «Жизнь замечательных людей», осуществленной Ф. Ф. Павленковым (1839—1900). Написанные в новом для того времени жанре поэтической хроники и историко-культурного исследования, эти тексты сохраняют по сей день информационную и энергетико-психологическую ценность. Писавшиеся «для простых людей», для российской провинции, сегодня они могут быть рекомендованы отнюдь не только библиофилам, но самой широкой читательской аудитории: и тем, кто совсем не искушен в истории и психологии великих людей, и тем, для кого эти предметы – профессия.
Эти биографические очерки были изданы около ста лет назад в серии «Жизнь замечательных людей», осуществленной Ф. Ф. Павленковым (1839—1900). Написанные в новом для того времени жанре поэтической хроники и историко-культурного исследования, эти тексты сохраняют ценность и по сей день. Писавшиеся «для простых людей», для российской провинции, сегодня они могут быть рекомендованы отнюдь не только библиофилам, но самой широкой читательской аудитории: и тем, кто совсем не искушен в истории и психологии великих людей, и тем, для кого эти предметы – профессия.
Эти биографические очерки были изданы около ста лет назад в серии «Жизнь замечательных людей», осуществленной Ф.Ф.Павленковым (1839-1900). Написанные в новом для того времени жанре поэтической хроники и историко-культурного исследования, эти тексты сохраняют ценность и по сей день. Писавшиеся «для простых людей», для российской провинции, сегодня они могут быть рекомендованы отнюдь не только библиофилам, но самой широкой читательской аудитории: и тем, кто совсем не искушен в истории и психологии великих людей, и тем, для кого эти предметы – профессия.
Эти биографические очерки были изданы около ста лет назад в серии «Жизнь замечательных людей», осуществленной Ф.Ф.Павленковым (1839–1900). Написанные в новом для того времени жанре поэтической хроники и историко-культурного исследования, эти тексты сохраняют ценность и по сей день. Писавшиеся «для простых людей», для российской провинции, сегодня они могут быть рекомендованы отнюдь не только библиофилам, но самой широкой читательской аудитории: и тем, кто совсем не искушен в истории и психологии великих людей, и тем, для кого эти предметы – профессия.
Эти биографические очерки были изданы около ста лет назад в серии «Жизнь замечательных людей», осуществленной Ф.Ф.Павленковым (1839-1900). Написанные в новом для того времени жанре поэтической хроники и историко-культурного исследования, эти тексты сохраняют ценность и по сей день. Писавшиеся «для простых людей», для российской провинции, сегодня они могут быть рекомендованы отнюдь не только библиофилам, но самой широкой читательской аудитории: и тем, кто совсем не искушен в истории и психологии великих людей, и тем, для кого эти предметы – профессия.
Опубликованный в 1929 роман о террористе Б. Савинкове "Генерал БО" переведён на немецкий, французский, испанский, английский, польский, литовский и латышский. Много лет спустя, когда Гуль жил в Америке, он переработал роман и выпустил его под названием "Азеф" (1959). «На первом месте в романе не Азеф, а Савинков… – писала в отзыве на эту книгу поэтесса Е. Таубер. – Пришёл новый человек, переставший быть человеком… Азеф – просто машина, идеально и расчётливо работающая в свою пользу… Более убийственной картины подпольного быта трудно придумать».
В книге две исторических повести. Повесть «Не отрекаюсь!» рассказывает о непростой поре, когда Русь пала под ударами монголо-татар. Князь Михаил Всеволодович Черниговский и боярин Фёдор приняли мученическую смерть в Золотой Орде, но не предали родную землю, не отказались от своей православной веры. Повесть о силе духа и предательстве, об истинной народной памяти и забвении. В повести «Сколько Брикус?» говорится о тяжёлой жизни украинского села в годы коллективизации, когда советской властью создавались колхозы и велась борьба с зажиточным крестьянством — «куркулями». Книга рассчитана на подрастающее поколение, учеников школ и студентов, будет интересна всем, кто любит историю родной земли, гордится своими великими предками.
«Стать советским писателем или умереть? Не торопись. Если в горящих лесах Перми не умер, если на выметенном ветрами стеклянном льду Байкала не замерз, если выжил в бесконечном пыльном Китае, принимай все как должно. Придет время, твою мать, и вселенский коммунизм, как зеленые ветви, тепло обовьет сердца всех людей, всю нашу Северную страну, всю нашу планету. Огромное теплое чудесное дерево, живое — на зависть».
«Посиделки на Дмитровке» — сборник секции очерка и публицистики МСЛ. У каждого автора свои творческий почерк, тема, жанр. Здесь и короткие рассказы, и стихи, и записки путешественников в далекие страны, воспоминания о встречах со знаменитыми людьми. Читатель познакомится с именами людей известных, но о которых мало написано. На 1-й стр. обложки: Изразец печной. Великий Устюг. Глина, цветные эмали, глазурь. Конец XVIII в.
Во второй том вошли три заключительные книги серии «Великий час океанов» – «Атлантический океан», «Тихий океан», «Полярные моря» известного французского писателя Жоржа Блона. Автор – опытный моряк и талантливый рассказчик – уведет вас в мир приключений, легенд и загадок: вместе с отважными викингами вы отправитесь к берегам Америки, станете свидетелями гибели Непобедимой армады и «Титаника», примете участие в поисках «золотой реки» в Перу и сказочных богатств Индии, побываете на таинственном острове Пасхи и в суровой Арктике, перенесетесь на легендарную Атлантиду и пиратский остров Тортугу, узнаете о беспримерных подвигах Колумба, Магеллана, Кука, Амундсена, Скотта. Книга рассчитана на широкий круг читателей. (Перевод: Аркадий Григорьев)
Повесть «У Дона Великого» — оригинальное авторское осмысление Куликовской битвы и предшествующих ей событий. Московский князь Дмитрий Иванович, воевода Боброк-Волынский, боярин Бренк, хан Мамай и его окружение, а также простые люди — воин-смерд Ерема, его невеста Алена, ордынские воины Ахмат и Турсун — показаны в сложном переплетении их судеб и неповторимости характеров.