Осажденная Одесса - [31]
Противник после сильной подготовки, пользуясь наступившими сумерками, бросил на 412-ю батарею два батальона. Солдаты шли в полный рост, волнами. Шли. Падали. Снова шли. Их подпустили ближе. А потом сразу загрохотали тяжелые и противотанковые орудия, четыре 82-миллиметровых миномета.
Они грохотали 21 минуту. Враг не выдержал огня, побежал. На поле боя осталось больше 500 трупов.
Как раз в этот момент я дозвонился до Осипова.
Он сорванным голосом доложил, что связь с Зиновьевым восстановлена. Часть противника прижата к берегу. Есть пленные. Противник пытался расширить прорыв в стыке там, где просочилась группа автоматчиков. Двигавшуюся туда роту с приданными минометными командами встретили шахтеры с гранатами. Они спасли положение.
— У них очень большие потери, — глухо сказал Осипов. — Командир роты старший лейтенант Силин убит… Когда он упал, произошло замешательство. Но он поднялся и снова побежал. Второй раз упал — и уже не встал. Роту повел в атаку Пронин. И его ранило в живот…
Потом нам донесли, что ночью, когда подбирали убитых, обнаружили еще живого Пронина. В тяжелом состоянии его отправили в госпиталь и выходили.
На очередном заседании Военного совета мы обсуждали положение, сложившееся в районе Чебанки.
— Позор нам будет, — говорил Жуков, если враги захватят батарею и повернут против нас. Никакого оправдания нам не будет. Кроме того, противник наступает в направлении Гильдендорфа — возникает угроза потери станции Сортировочная…
У нас не было резервов. Потери не восполнялись. Маршевые роты, изредка прибывавшие, подчас даже не были вооружены.
Оставалась надежда, что нам пришлют хотя бы одну кадровую дивизию.
Жуков прочел нам телеграмму:
«Новой дивизии для Одессы выделено быть не может. Оружием будет оказана посильная помощь… Вам поставлена задача при имеющихся средствах удержать Одессу, и здесь должно быть проявлено упорство, мужество и умение. Примите все меры к удержанию противника на этих позициях, не допускайте ближе к городу. Кузнецов».
Жуков посмотрел на нас, вздохнул и сказал:
— Видимо, мы не знаем общего положения дел… Значит, не могут…
Воцарилась тишина.
— Что думают о ситуации члены Военного совета? — прервал молчание Жуков. — Дальнейшее сужение линии фронта приведет к тому, что город и порт будут простреливаться артиллерией врага. Как быть с четыреста двенадцатой батареей?
Слушая Жукова, я вспомнил, как за три часа до заседания Военного совета прибывший в штаб Дитятковский упрашивал его не взрывать стационарную 412-ю батарею.
Жуков молча выслушал его доводы, потом встал, прошелся по комнате, подошел к столу, уперся в него руками и, глядя на Дитятковского поверх пенсне, тише обычного сказал:
— Ты знаешь, какой ценой мы выручали батарею?! Помнишь роту шахтеров с одними гранатами?!
— Все помню…
— Не хватает только того, чтобы враг на наших плечах ворвался на батарею и развернул ее в сторону города. Вчера такая угроза была…
— Значит, взорвете?! — не выдержал Дитятковский.
— Не исключено.
Дитятковский отвернулся: не выдержали нервы.
— Как же быть? — повторил теперь свой вопрос Жуков. — Противник стремится отрезать прибрежную часть Восточного сектора и ворваться в город.
— Трудно взрывать такую батарею. Особенно трудно морякам. — Генерал-лейтенант Софронов подошел к карте. — Но мы должны здраво смотреть на угрозу захвата Сортировочной. Посмотрите: противник развивает прорыв в направлении Гильдендорфа и Повары. Вот этот выступ. Здесь идут бои, — он показал на район 412-й батареи. — Фронт у нас растянут, а резерва для срыва замыслов противника нет. Значит, нужно срезать этот выступ и проститься с Чебанкой, чтобы не допустить прорыва к Сортировочной.
Не глядя ни на кого, Софронов прошел к своему месту и тяжело опустился на стул…
После длительного обсуждения сложившейся обстановки мы пришли к решению: участок между Большим Аджалыкским и Аджалыкским лиманами оставить, правофланговые части Восточного сектора отвести на линию Вапнярки и Александровки, после отхода 412-ю батарею взорвать, личный состав ее передать в 1-й морской полк.
Все члены Военного совета подписали телеграмму наркому и Военному совету флота: «Ввиду прорыва противником направления Гильдендорф — Повары, угрозы потери станции Сортировочная, участок между Большим Аджалыкским и Аджалыкским лиманами оставляется. 412-я батарея по израсходовании всех снарядов уничтожается».
Заместителю начальника штаба Иванову вместе с командиром базы контр-адмиралом Кулешовым поручили подготовить к утру не менее трех тральщиков и шести сторожевых катеров для снятия личного состава 412-й батареи в случае, если противник будет мешать отходу по суше; держать миноносцы «Фрунзе», «Смышленый» и «Беспощадный» в готовности прикрыть отход огнем.
Артиллеристы эсминца «Фрунзе»
Ночью мне не спалось. Вспомнилась поездка на 412-ю батарею.
Это была совсем новая батарея, оборудованная в самый канун войны. Ее 180-миллиметровые орудия имели дальность огня до 35 километров; их прикрывали семь 45-миллиметровых орудий, батарея 82-миллиметровых минометов и три счетверенные пулеметные установки.
