Осажденная крепость - [12]

Фан Хунцзянь и во сне не мечтал о такой удаче; он ощутил внезапный прилив признательности к умершей невесте. Студентом он был никудышным: строительное дело ему не давалось, он перешел сначала на факультет социологии, затем на философский, а кончал университет уже по китайской филологии. Ехать за границу, чтобы «совершенствоваться» в родной словесности — это было, разумеется, смешно. И все же, именно для того, чтобы выдвинуться в этой области, весьма полезен был бы иностранный диплом. Ведь все прочие специальности — математика, физика, психология, философия, экономика, юриспруденция — были импортированы в Китай из-за границы и преподаются на западный манер. Лишь в изучении родной филологии сохраняются доморощенные методы, поэтому предпочтительнее специалисты, «совершенствовавшиеся» на Западе. Точно так же китайские чиновники и торговцы предпочитают хранить в иностранных банках деньги, нажитые за счет соотечественников, да еще уверяют, будто таким способом они поддерживают курс китайской валюты.

По приезде в Европу Фан Хунцзянь не стал ни переписывать дуньхуанские рукописи[8], ни разыскивать тома «Великого компендиума годов Юнлэ»[9], ни собирать материалы о тайпинском восстании. Зато за четыре года он сменил три университета — в Лондоне, в Париже и Берлине, прослушал в каждом из них по несколько циклов лекций. Круг интересов его был широк, но пользы от занятий он не получил никакой, жизнь вел рассеянную и ленивую. На четвертый год весной он обнаружил, что на его счету осталось всего триста фунтов, и решил собираться в обратный путь. К тому же старый Фан уже справлялся в письме, получил ли сын докторскую степень и когда собирается домой. Фан Хунцзянь в ответ пустился в длинные рассуждения насчет того, что от этой степени нет никакой пользы. Старший Фан придерживался иного мнения, но, не желая подавлять отцовским авторитетом взрослого своего потомка, написал, что сам он прекрасно понимает бесполезность всяких титулов и вовсе не собирается понуждать сына охотиться за ними, но Чжоу, управляющий банком, истратил на него немалую сумму, и надо чем-то отплатить ему. Еще через несколько дней пришло письмо и от тестя: «Таланты и ученость, уважаемый зять, принесли Вам славу на пяти континентах, и какая-то докторская степень ничего не прибавит к Вашей славе. Однако Ваш почтенный батюшка при прежней Цинской династии имел высокое ученое звание. Как было бы хорошо, если бы Вы, уважаемый зять, добились подобного же отличия за океаном, продолжив тем самым дело Вашего батюшки и оказав также честь и мне, недостойному!»

Подвергнувшись атаке объединенными силами, Фан Хунцзянь понял, что без диплома не обойтись. Диплом — это фиговый листок, что прикрывал срам прародителей наших Адама и Евы; за ним можно спрятать свою никчемность, серость, тупость. Без диплома человек ощущает себя так, как будто его голым выставили на всеобщее обозрение. Но теперь у Фана не было ни времени для того, чтобы самому написать диссертацию, ни денег, чтобы нанять подручного. Легче всего было получить докторскую степень в Гамбургском университете, но и там потребовалось бы не менее полугода. Набраться наглости и заявить родным, будто защитил диссертацию? Нет, не выйдет. Отец, как человек образованный, захочет полюбоваться аттестатом, а тесть по обычаю торговцев пожелает заполучить письменное уведомление. Ничего так и не придумав, Фан готовился к тому, чтобы признаться дома в своей неудаче.

Однажды он зашел в отдел китайских каталогов Берлинской библиотеки повидаться с приятелем. На столе лежала большая груда журналов первых лет Китайской республики — «Восток», «Ежемесячник новелл», «Женщины великого Китая» и другие издания. Перелистывая их, он наткнулся на объявление, напечатанное по-английски и по-китайски и подписанное «Отделом заочного обучения Крэйдонского специального училища юриспруденции и коммерции» в Нью-Йорке. В нем говорилось, что поскольку многие китайские молодые люди хотят учиться за границей, но не имеют необходимых для этого средств, при училище создана группа заочного обучения, закончившим полный курс будут выдаваться дипломы бакалавров, магистров или докторов. Проспект высылается по письменному требованию. Указывался и адрес — Нью-Йорк, такая-то стрит, такой-то номер дома. Сердце Фан Хунцзяня дрогнуло. Конечно, прошло двадцать пять лет, и училище это, возможно, давно прекратило существование. Но почему бы не послать письмо — ведь за спрос деньги не берут.

Мошенник, некогда поместивший это объявление, вскоре убедился, что китайцев так легко не проведешь, сменил профессию, а затем умер. В его квартире теперь жил ирландец — легкомысленный, смекалистый и нищий, как большинство его соотечественников. Пословица утверждает, что имущество у ирландца — пара грудей да пара ягодиц. Но наш персонаж — высокий и худой, как Бернард Шоу, мужчина — не располагал в достаточной мере и этим богатством. Обнаружив в своем почтовом ящике письмо Фан Хунцзяня, он сначала решил, что оно попало к нему по ошибке. Но на конверте был ясно указан его адрес. Из любопытства он пробежал глазами письмо и долго не мог ничего понять, а когда догадался, запрыгал от радости, побежал в размещавшуюся по соседству редакцию маленькой газетенки, одолжил там пишущую машинку и отстукал ответ. «Ваше превосходительство уже прошли курс в университетах Европы и несомненно обладаете обширными и глубокими познаниями, так что прохождение заочного курса явно излишне. Достаточно прислать диссертацию объемом в десять тысяч слов и пятьсот американских долларов. Если диссертация удовлетворит требованиям, Вам немедленно будет выслан диплом доктора философии». К этому он добавил, что писать можно прямо на его имя, и подписался «Патрик Махони», проставив предварительно несколько звучных титулов. Фан Хунцзянь увидел, что письмо написано не на бланке училища, а на обыкновенной бумаге, что сказанное в нем — сплошная липа, и перестал думать о нем.