Осада - [14]

– Я понимаю, Денис Андреевич. Уверяю, что сделаю все, что от меня зависит, и может быть даже больше, – в ответ президент лишь хмыкнул, малейшая ирония сейчас неуместна. Я сменил тон: – Я найду вам аргументы завтра же.

– Мне бы вашу уверенность в завтрашнем дне. Я собираюсь переговорить с премьер-министром, понимаю, он будет крайне недоволен ходом дела, и возможно…

Сердце екнуло.

– Так вы с ним еще не общались? И пока он не в курсе?.. Бога ради, Денис Андреевич, повремените беседу. Это же единственный шанс.

– На что шанс, я вас не понимаю, Артем?

– Вы можете подождать до моего прибытия, и я все объясню?

– Хорошо, только я не понимаю.

– Прекрасно, Денис Андреевич. Тогда подождите меня. Через полтора часа я буду в вашем кабинете.

– Не понимаю вас, Артем, но если вы привезете что-то стоящее…

– Разумеется, Денис Андреевич, разумеется, – я выключил «кирпич» и рысью бросился к машине. Врезался в поджидавшую меня толпу, вырвал у постовых увесистую пачку собранных заявлений, поблагодарил всех за участие, пообещал, что Денису Андреевичу будет небезынтересно выяснить об их житье-бытье, и, невзирая на протесты не успевшего еще накляузничать населения, скрылся в прохладной благодати салона внедорожника.

– Есть серьезные результаты? – спросил Семен, выворачивая от кладбища и стараясь не задеть яму прямо перед воротами.

– Не то слово, – согласился я. – Просто бомба. Лишь бы Денис Андреевич не был против.  Лишь бы не был против.

5.

Первым очнулся Бахва. Он обернулся к сестре, та сосредоточенно вслушивалась в череду выстрелов, доносившихся от невидной за холмами деревни. Важа напрягся, как-то странно дернул головой. А через секунду он уже бежал по дороге мимо сожженных автомобилей, воронок от гранатных разрывов, тел погибших, бежал, что было сил, направляясь к охваченной суматошной стрельбой, еще не проснувшейся деревне.

Нодар бросился за ним. Незамедлительно последовал и Михо, но Важа бежал, вкладываясь в каждый прыжок, в каждое отталкивание ног, он парил над дорогой, мчался, что было сил, спешил, как никогда раньше.

И все же его сумели настичь. Важа уже выбежал с территории кладбища, и только тут Нодар ударил его кулаком в спину, набросился, повалил наземь, остановил стремительное продвижение.

Важа ругался, отбивался, пытался хоть не идти, так ползти, но тут подоспел Нодар. Вытащил Важу, поднял его. И что было силы залепил пощечину. Голова мотнулась, Важа всхлипнул и замер.

– Еще раз учудишь такой спектакль…, – дальше можно было не продолжать. Важа потряс головой, обмяк, смирился. Телом, но не духом. Поскольку через минуту, он затараторил, нервно покусывая губы в промежутке меж фразами.

– Вы с ума сошли. Что мы тут будем сидеть? Или вообще домой пойдем? Там же… там же мои родственники. Отари Георгиевич, Нато, Тенгиз, Нино, Цацо…. Мы что вот так просто уйдем. Ведь мы же не знаем, что там происходит. Мы же сюда пришли тоже, чтобы узнать. Ведь надо же и туда значит….

– А ты сдурел, парень, – наконец подал голос Михо. – И только не надо устраивать истерики. Если мы не уберемся через пять минут, десант нас встретит уже здесь. Так что не валяй дурака, утри сопли, и пошел за нами. Не дури, я сказал. Ты меня понял? Понял, я тебя спрашиваю? Важа!

Он тяжело качнул головой. В тот момент она весила не меньше тонны. Отер лицо тыльной стороной ладони. Выдохнул с усилием, стараясь придти в себя, вернуться в прежнего Важу, того самого молодого человека, что с таким восторгом принял предложение Бахвы стать одним из них. Придти на место погибшего Зураба. Тоже молодого паренька, откуда-то из Сванетии, по неосторожности попавшего под огонь снайпера. Говорят, он умер сразу. Две пули – одна в грудь, другая в голову, и обе принесли смерть.

Странно, ему это показалось знаком. Каким-то чуть не посланием свыше. Вот так вот умереть – это ведь просто, достойно, и главное, быстро. Не страдая и не мучаясь. Как другие. Он почему-то посчитал, что именно такая судьба ему и будет уготована. Он почему-то уже тогда, три месяца назад видел свой фатум на несколько лет вперед – и эти несколько лет были исполнены именно партизанской борьбой за освобождение Грузии от русских оккупантов. Почему не быстрее? – на этот вопрос он не ответил бы. Может, сказал что-то про судьбу, про погибших знакомых, добавил несколько слов банальной пропаганды, должной воспламенять сердца, холодить разум и выводить все новых и новых бойцов на бой с извечным врагом.

На протяжении последних двадцати лет. Еще до его рождения. Может, именно поэтому он и считал своей вековечной судьбой борьбу – именно потому, что все эти годы Россия считалась врагом.

– Важа, успокойся. Сделай глубокий вздох и задержи дыхание, – это уже спокойный голос Нодара. – Михо, отстань от него.

Тот отшатнулся по инерции в сторону, его подхватил Нодар. Важа кивнул тому, все в порядке, все позади. Вздохнул, как просили. И затем медленно выдохнул. Нодар стоял рядом, внимательно вглядываясь в его лицо. Важа посмотрел ему в глаза и тут же опустил очи долу. Ему стало не по себе. Немного стыдно за свой поступок. Особенно перед ним. Дело даже не в том, что Нодар старший в отряде. Просто… это трудно объяснить. Но от него исходит такая уверенность, такое незыблемое спокойствие, даже в самой критической ситуации, что…. Даже трудно поверить, что этот человек тоже пришел мстить – за убитую далеко в России семью. Когда-то давным-давно. И с тех пор бродит по Абхазии, Осетии, Сванетии, с одним, другим отрядом – последние два года он в составе группы Бахвы. Никогда не лезет в командиры, но всегда советует – ненавязчиво и осторожно. К нему, именно такому, давно привыкли. С ним считаются, его уважают. И не только за количество убитых русских, но вот за это спокойствие и умение подбодрить, поддержать.