Оружейник - [13]

— Включи… радио…

Это был не голос, а так — хрип, раненые при смерти иной раз лучше говорят. Оглянувшись, я увидел, что и выглядит Их Сиятельство не сильно лучше умирающего — серый, рот распахнут, как у рыбы на прилавке, пытается ослабить узел галстука, но из-за трясущихся рук не получается…

— Кнзяь?! Сашка, да что с тобой?!

— Х-х-хр-р-ено…

Барабанный тормоз "рено" не подвел — когда я с перепугу вжал педаль до пола, машина остановилась почти сразу. Кажется, в какой-то миг даже слегка подпрыгнув кормой — но до кувырка через капот все же не дошло. Повезло… а еще повезло, что в багажнике нашлась бутылка сельтерской воды — когда я наполовину опустошил её на голову Князя, его "глаза бешеной селедки" приобрели более осмысленное выражение. Да и придушенный хрип сменился на понятные, хоть и непечатные выражения.

— Прости… накатило…

— А я уж подумал, укачало.

— Н-нет. Просто смотрел… а потом понял… это же Верден. А мы тогда у Нарочи, — Князь мотнул головой, — пошли наступать, чтобы "подсобить союзникам". Март… днем то снег, то дождь… ночью морозы. Знаешь, я тогда больше всего боялся, что не убьют, а ранят и вытащить не смогут. Сразу — оно не так страшно, а вот лежать и чувствовать, как в ледышку превращаешься. Ну, ты понимаешь.

— Понимаю…

Только теперь я осознал, куда мы заехали. Вот что значит "мыслить по-лётному", прокладывая самый прямой из возможных маршрутов. Да, мы здесь пролетали, не один раз, но с высоты все выглядит игрушечным и совсем не страшным. А на земле…

Из всех полей битв Первой мировой Верден произвёл на меня самое тягостное впечатление.

На Ипр, Сомму, Аррас, Галлиполи жизнь вернулась. Города и деревни выросли вновь, в полях зреют урожаи, а из-за заборов смотрят коровы и лают собаки. Да, кое-где следы войны еще видны, а чтобы собрать «железный урожай» надо просто наклонится в поле, но жизнь победила. Но не здесь, не в Вердене. В снесенные артобстрелами до фундамента деревушки не вернулся никто, нет смысла бросать зерно в отравленную взрывчаткой и газами почву. Здесь деревни так и остались призраками. Зато есть мрачные леса, высаженные поверх изуродованной земли. Все это сделало грань с адом исчезающие тонкой. В метре от дороги траншеи в которых можно укрываться и сейчас, петляющие среди воронок. Руины расстрелянных фортов, обрушившихся землянок и артиллерийских позиций. Проволока по земле и весь спектр жутких находок.

Здесь законсервировали смерть. Здесь ты чувствуешь как она насыщает воздух.

«Гора мертвых» останется таковой на веки.

Глава 4

Мир все же временами устроен очень забавно. Наш Князь встречается со своими парижскими приятелями где-то в кабаке на Монмартре, вино и все такое. А я в это время сижу в Одессе и доедаю второй за утро блин.

Точнее, конечно, на Одессе — сейчас это все же улица района Монпарнас, а не город. И одноименный отель находится чуть дальше, в сторону кладбища. Говорят, как раз в нем до войны останавливался и нынешний вождь мирового пролетариата. Если это так — наверняка он и в этой бретонской креперии бывал. Why not? Вкусно, сытно, сравнительно дешево, а у эмигрантов с деньгами обычно не очень.

Интересно, подумал я, не потому ли Буше назначил встречу именно здесь? Жирный такой, как местные блины, намёк, что наш дорогой во многих смыслах друг в курсе моего прошлого? Шуточка вполне в его стиле. Как и опоздание на четыре минуты. Нехитрый такой приёмчик — человек уже начинает нервничать, но и спорить меньше, чем из-за пяти минут как-то не оче…

— О, а вот и вы!

А еще Жорж Буше умеет изображать при встрече почти неподдельную радость. Будто я и впрямь его дальний родственник, с которым не виделись почти год. Улыбка держалась на нем, как приклеенная, пока он диктовал заказ гарсону, и пропала, едва только мы остались одни.

— Был уверен, что найду вас в одном из темных углов, Мартин. Правом или левом — но вы верны себе.

Обычно я слева от входа сажусь, так удобнее. Все-таки большинство людей правши, а значит и заходя в помещение, сначала смотрят направо. А эти "лишние" полсекунды иногда решают, кому жить, а кому — нет.

— Серьезно, друг мой, вы закостенели в своих привычках. Что вам стоило занять столик на улице? Отличный день, хорошая погода, прекрасные девушки спешат мимо по делам, играет музыка. Кстати, вы еще не смотрели "Под крышами Парижа"? Настоятельно рекомендую, эту песню там исполняет Альбер Прежан и он великолепен.

— Девушек я вижу через окно. А в остальном — привык иметь за спиной надежную стену и хороший… обзор.

— Хотели сказать: «сектор обстрела»? — Буше выразительно глянул на мое плечо. Ну да, «штайр» машинка габаритная, понимающий человек и в плечевой кобуре фиксирует.

— И это тоже. Зато вы, — я решил вернуть подачу на его половину — смотрю, решили обновить стиль на более легкомысленный. Светлый костюм, канотье, бутоньерка… даже одеколон сменили?

Надо сказать, образ гоняющегося за уходящей молодостью пижона удался Буше совсем не плохо. Взгляд сквозь очки только портил — внимательный, цепкий, оценивающий. У публики, под которую он маскируется, взгляд обычно скользит, как корова на льду — и при желании задержаться на чем-то не может. И да, эти очочки в тонкой золотой оправе, скорее всего, тоже лишь деталь образа — стекла в них обычные, без увеличения.