Оруэлл в Испании - [7]
Опыт бродяжничества помог Оруэллу найти убежище на ночь в разрушенной церкви. На следующий день, встретившись у Британского консульства с Макнэром, специально вернувшимся из Франции, чтобы не оставлять товарищей в беде, и восемнадцатилетним Стаффордом Коттманом, ускользнувшим из санатория «Маурин», он узнал новые страшные известия. Двадцатидвухлетний Боб Смилли был мертв — позднее объявили, что он умер от аппендицита, что для здорового молодого человека могло означать только одно: ему не оказали никакой медицинской помощи. Потом стала известна и другая версия: его убили в тюрьме — забили насмерть ударами в живот[31]. Гибель Смилли, «смелого и талантливого мальчика, бросившего университет в Глазго, чтобы сражаться с фашизмом»[32], при таких ужасных обстоятельствах навсегда осталась для Оруэлла самым ярким примером чудовищности происходящего.
В этот же день пришла и весть о гибели Андреса Нина. Как выяснилось позднее, испанская полиция передала лидеров ПОУМ в руки сотрудников НКВД, которые отвезли их в тайную тюрьму в Мадриде. Затем Нина похитили из тюрьмы и еще несколько дней пытали, вынуждая признаться в сотрудничестве с фашистами. Организатором похищения и руководителем пыток был генерал НКВД Александр Орлов, впоследствии автор знаменитой книги «Тайная история сталинских преступлений». Этот эпизод, известный под кодовым названием «Операция Николай», он в своей книге по понятным причинам не описывает. Но в архивах НКВД сохранился его отчет о похищении, написанный 24 июля 1937 года, в котором упоминается его помощник по прозвищу Юзик — Иосиф Григулевич, позже засылавшийся в Мексику для организации убийства Троцкого и в Югославию для убийства Тито.
Об участниках дела «Николая». Основные участники — это 1) Л. и 2) А. Ф. И. М. был самым косвенным пособником. Когда он приносил кушать в арестное помещение и ему открывали ворота, наши люди прошли во двор… Полтавский должен был вам сообщить из Парижа о выезде к вам последнего участника операции — Юзика… Он служил мне переводчиком по этому делу, был со мной в машине у самого помещения, из которого мы вывозили объекта… Его значком полицейского мы избавлялись от слишком внимательного осмотра машин со стороны дорожных патрулей, когда мы вывозили груз[33].
Нин даже и под пыткой отказывался признавать себя виновным в связях с фашистами. Тогда, посоветовавшись с Москвой, Орлов принял решение его убрать. Главу ПОУМ расстреляли на шоссе около Алькала-де-Энарес под Мадридом и зарыли в поле в ста метрах от дороги — об этом тоже свидетельствует направленная в Москву записка, хранящаяся в архиве НКВД[34].
Однако убить Нина сотрудникам НКВД было мало, им надо было еще это скрыть. По одной из версий, они организовали небольшой спектакль, в ходе которого немецкие товарищи из Интербригад, переодевшись в форму гестаповцев, ворвались на виллу, где пытали Нина, якобы с тем, чтобы прийти ему на помощь. «Улики», подтверждавшие атаку гестаповцев — немецкие документы, фалангистские значки и банкноты франкистов, — были затем разбросаны по дому. Официальная линия компартии, опубликованная в газете «Мундо обреро», гласила, что Нин был освобожден фалангистами и скрывается в Бургосе, где размещался штаб Франко. И под надписями «Где Нин?», тайно появлявшимися на стенах домов, коммунисты еще долго приписывали «Саламанка иль Берлин», намекая на то, что он жив и помогает фашистам[35].
Оруэлла угнетало и то, что известия о запрете партии не сообщались войскам, и ополченцы ПОУМ гибли на фронте от фашистских пуль, притом что газеты в тылу называли их фашистами. С другой стороны, в тылу полиция арестовывала офицеров с важными военными заданиями, не спрашивая на то разрешения у командования армии. Собственно, так был арестован Копп, которого Оруэллу с женой удалось навестить в тюрьме. Копп встретил их в толпе арестованных, где были и раненые, вытащенные из госпиталей, и дети, и бодро сказал: «Нас всех расстреляют». Кроме того, он рассказал им, что письмо из военного министерства, которое он вез на фронт, у него забрали, и теперь оно находится у начальника полиции.
Недолго думая, Оруэлл, оставив жену на свидании с Коппом, выскочил на улицу, схватил такси и помчался к полковнику, которому письмо было адресовано, — в надежде его разыскать и восстановить таким образом репутацию Коппа. Была половина шестого, и, опасаясь, что скоро полковник уйдет, Оруэлл спешил из-за всех сил. После долгих поисков он наконец получил аудиенцию у адъютанта полковника, которому, задыхаясь, еще не полностью восстановившимся голосом, на плохом испанском изложил ситуацию. Терпеливо выслушав его, адъютант спросил, где служил Копп. Оруэллу пришлось ответить: в ополчении ПОУМ, из чего офицер сделал естественный вывод, что и Оруэлл служил там же. В тот момент арест показался Оруэллу неминуемым.
Однако после двадцатиминутного разговора с полковником адъютант направился к начальнику полиции, велев Оруэллу следовать за собой. Разговор с начальником велся за закрытыми дверями на повышенных тонах, но из его кабинета офицер вышел с письмом. Поколебавшись, он пожал Оруэллу руку. Ничего больше сделать он не мог, и никакой роли героический поступок Оруэлла в судьбе Коппа не сыграл. Он оставался в тюрьме еще много месяцев и, как выяснилось позже, подвергался жестоким пыткам. Некоторое время вместе с ним сидел — и даже присутствовал при визите Блэров — Дэвид Крук, арестованный специально для того, чтобы и в тюрьме продолжать следить за Коппом.
