Орудия войны - [40]
Вера кивнула. Она много знала таких историй. Случалось, что целые батальоны не выдавали своих комиссаров — все как один твердили, что комиссар убит, а он жил среди них по чужим документам. На фронте эти люди рисковали жизнью и гибли друг за друга, и комиссары не боялись лезть в самое пекло ради своих товарищей. В плену все они продолжали действовать по тому же принципу. Тем, кто однажды пошел за большевиками, никакой веры не было больше.
— Так что, Вера Александровна, проводить вас к вашим подопечным? Они у нас не голодают, как вы распорядились, со своей кухни их кормим. Душ поставили для них по образцу тех, что в окопах были. Мыло выдаем. Среди них и болезней не было почти. Пятеро только и померли за месяц из без малого сотни, и те уже хворыми к нам поступили. Остальные только здоровее стали. Провести вас к ним?
— Позже. Я должна сперва взглянуть на прочих заключенных.
Начальник лагеря дал знак взводу охраны следовать за ними. Случись что с госпожой инспектором, он ответил бы головой.
По мере приближения к баракам запах нечистот усилился. Вера постаралась не морщиться. Только тифозные бараки были заперты на засовы. Из остальных заключенные, кто еще стоял на ногах, могли выйти на обнесенную колючей проволокой полоску земли.
— Не положено, конечно, — сказал начальник лагеря, — но днем мы им позволяем побыть снаружи. Пусть хоть небо увидят. Они смирные уже, бунтовать и не думают.
Заключенные действительно были смирными. Грязные, истощенные, они сидели на голой сырой земле, тяжело привалившись к стене барака. В их лохмотьях с трудом можно было угадать то, что когда-то было военной формой. Почти все были босы, многие ранены и перевязаны нечистыми тряпками. Немногие хотя бы подняли глаза на посетившую их элегантную даму. Их уже мало что могло заинтересовать.
Вера ни о чем их не расспрашивала. Ясно, что бы они отвечали — ведь инспектор уедет, а охрана останется. Да и что они могли сказать такого, чего она сама не видела? При желании в работе лагеря можно было бы сыскать десятки недочетов, а смысл? Кто выполнит эту работу лучше, при таком-то снабжении?
Один из заключенных, только что апатично смотревший в небо, как и прочие, резко вскочил, подбежал к колючей проволоке и рухнул перед Верой на колени.
— Матушка, пощади! — взвыл заключенный. Руками он вцепился в колючую проволоку, не обращая внимания на шипы. — Не виноват я ни в чем! Не ради себя прошу — ради деток, трое их у меня, два сына и дочка младшая!
Какая она ему матушка! Он ее старше.
Охрана подалась вперед, чтоб оттолкнуть наглеца от колючки прикладами. Вера подняла ладонь, останавливая их, и ответила:
— Раньше надо было о детках думать. Когда в Красную армию записывался, за проклятое большевистское дело воевать!
— Так я не своей волей, матушка, вот те крест! — заключенный истово закрестился. Воняло от него, как из выгребной ямы. — Чекисты с ружьями пришли, мужиков на площадь вывели и у кого две руки да две ноги, всех переписали! В сарае ночь продержали, а там под конвоем в вагон — и поминай как звали! В части только винтовку и выдали, а оттуда уж куда сбежишь. Но в господ офицеров я не стрелял, матушка! Вовсе не стрелял ни в кого. Наша рота как в поле вышла, так в окружение попала и сразу сдалась, без единого выстрела!
Вера, медленно дыша, всматривалась в его запавшие водянистые глаза. Она чувствовала его. Он говорил правду.
— Этот не лжет, — сказала она начальнику лагеря. — Выпустите его под церковное покаяние. Распорядитесь, чтоб бумаги сейчас и оформили, я подпишу.
Вера старалась говорить тихо, но другие заключенные не столько услышали, сколько каким-то звериным чутьем поняли, что именно сейчас произошло с их товарищем. Они сорвались с мест и, отталкивая друг друга, бросились к колючей проволоке. Их выкрики и мольбы сливались в нечленораздельный вой.
Охрана принялась стрелять, покуда в воздух. Начальник лагеря грубо схватил Веру за плечо и с неожиданной для его хромоты скоростью потащил к административному корпусу. Отойдя от разволновавшейся толпы на безопасное расстояние, начальник лагеря глянул на Веру с упреком, но ничего не сказал.
Милосердие, импульсивно проявленное к одному человеку, обернулось только большей жестокостью ко всем остальным. Так обыкновенно и бывало в эти времена. Самое скверное, что это усилие по сонастройке утомило ее. Вера уже чувствовала приближение знакомого головокружения, а ведь к основной работе, ради которой она сюда и приехала, она даже еще не приступала.
В бывшем офицерском корпусе по ее приказу были собраны подростки от четырнадцати до восемнадцати лет. Дети младше четырнадцати в лагеря не попадали, их сразу распределяли по приютам, за этим Отдел народного воспитания следил строго. Дети все же не воевали, они либо попадали в Красную армию вместе с родителями, либо были сиротами и солдаты подкармливали их из жалости. Подростки — другое дело, некоторые из них ожесточением превосходили взрослых. И все же, когда Вера поняла, что всех спасти невозможно, она приняла решение давать шанс именно молодым.
Мальчиков уже выстроили во дворе. Все были выбриты налысо, оттого казалось, что отличаются друг от друга они только ростом. Носили они брюки и халаты серого сукна — его так и называли арестантским. На ногах — грубо сшитые мягкие кожаные туфли. Вся одежда выполнена в одном размере, на истощенных людях она болталась, словно на огородных пугалах. И все же это было лучше, чем заскорузлые лохмотья других заключенных.
Осень 1918 года. Старший следователь ПетроЧК Александра Гинзбург назначена комиссаром в неблагонадёжный полк, который уже потерял двух чекистов. Сможет ли Саша завоевать авторитет у солдат и удержать командира под контролем? Особенно теперь, когда Белое движение объединено и может победить. И революционеры, и приверженцы традиции готовы убивать и идти на смерть ради счастливого будущего. Но, воплощаясь в реальность, мечты меняются, а мечтатели трезвеют. Почему в гражданской войне даже победа вызывает ощущение поражения?
Принятое Гитлером решение о проведении операций германскими вооруженными силами не являлось необратимым, однако механизм подготовки вермахта к боевым действиям «запускался» сразу же, как только «фюрер и верховный главнокомандующий вооруженными силами решил». Складывалась парадоксальная ситуация, когда командование вермахта приступало к развертыванию войск в соответствии с принятыми директивами, однако само проведение этих операций, равно как и сроки их проведения (которые не всегда завершались их осуществлением), определялись единолично Гитлером. Неадекватное восприятие командованием вермахта даты начала операции «Барбаросса» – в то время, когда такая дата не была еще обозначена Гитлером – перенос сроков начала операции, вернее готовности к ее проведению, все это приводило к разнобою в докладываемых разведкой датах.
После Октябрьской революции 1917 года верховным законодательным органом РСФСР стал ВЦИК – Всероссийский центральный исполнительный комитет, который давал общее направление деятельности правительства и всех органов власти. С образованием СССР в 1922 году был создан Центральный исполнительный комитет – сначала однопалатный, а с 1924 года – двухпалатный высший орган госвласти в период между Всесоюзными съездами Советов. Он имел широкие полномочия в экономической области, в утверждение госбюджета, ратификации международных договоров и т. д.
Книга «Дело Дрейфуса» рассказывает об обвинении капитана французской армии, еврея по национальности, Альфреда Дрейфуса в шпионаже в пользу Германии в конце XIX века. В ней описываются запутанные обстоятельства дела, всколыхнувшего Францию и весь мир и сыгравшего значительную роль в жизни французского и еврейского народов. Это первая книга о деле Дрейфуса, изданная в России. Она открывает перед читателем одну из самых увлекательных страниц истории XIX века. Автор книги, Леонид Прайсман, израильский историк, известен читателю своими монографиями и статьями об истории терроризма и Гражданской войны в России.
Далеко на востоке Англии затерялся край озер и камышей Рамборо. Некогда здесь был город, но теперь не осталось ничего, кроме руин аббатства и истлевших костей тех, кто когда-то его строил. Джоанна Хейст, незаконнорожденная с обостренным чувством собственного достоинства, живет здесь, сколько себя помнит. Гуляет в тени шотландских елей, штурмует развалины башни, разоряет птичьи гнезда. И все бы ничего, если бы не злая тетка, подмявшая девушку под свое воронье крыло. Не дает покоя Джоанне и тайна ее происхождения, а еще – назойливые ухаживания мистера Рока, мрачного соседа с Фермы Мавра.
Когда немецкие войска летом 1941 года захватили Екатерининский дворец, бывшую резиденцию русских царей, разгорелась ожесточённая борьба за Янтарную комнату. Сначала ее удалось заполучить и установить в своей резиденции в Кёнигсберге жестокому гауляйтеру Коху. Однако из-за воздушных налётов союзников на Кёнигсберг ее пришлось разобрать и спрятать в секретной штольне, где Гитлер хранил похищенные во время войны произведения искусства. После войны комната исчезла при загадочных обстоятельствах. Никакая другая кража произведений искусства не окутана такой таинственностью, как исчезновение Янтарной комнаты, этого зала из «солнечного камня», овеянного легендами.
Эта книга — повесть о необыкновенных приключениях индейца Диего, жителя острова Гуанахани — первой американской земли, открытой Христофором Колумбом. Диего был насильственно увезен с родного острова, затем стал переводчиком Колумба и, побывав в Испании, как бы совершил открытие Старого Света. В книге ярко описаны удивительные странствования индейского Одиссея и трагическая судьба аборигенов американских островов того времени.
«Крепость на дюнах», 1-я книга дилогии «Комиссар». Июнь 1941 года — дыхание приближающейся войны ощутимо чувствуется. Особенно в Либаве — передовой базе Балтийского флота, до которой от Мемеля, где сосредотачивается крупная группировка германских войск, меньше семидесяти километров — один бросок, двухсуточный марш пехоты. Судьба крепости на дюнах предрешена — старинные укрепления, к тому же взорванные еще в 1915 году, не станут преградой на пути врага. Но зачастую случайности могут сыграть свою роль, а попавший из прошлого в будущее артефакт — немного изменить предопределенный ход истории…