Орудия войны - [15]

— Я саботирую свою работу, я? — взвилась Саша. — Да где бы мы все были, если б не моя работа? Я наизнанку выворачиваюсь, чтоб мы тут выжили! Я делаю все, что могу!

— Но не все, что должна. Люди задают вопросы: за что мы будем воевать? Кто наши новые союзники? На что теперь рассчитывать? И ты не даешь им ответов. Ты ведь знаешь, что втихую уже вовсю идет воровство? И если ты его не пресечешь жестко, дойдет до грабежей, которых ты уже не сдержишь никакими средствами.

— Но почему именно этот недотепа должен был попасться… Сколько ему лет, девятнадцать? Двадцать?

— Твой вопрос содержит в себе ответ. Недотепа, потому и попался, — Аглая говорила очень спокойно. — Не в том суть. Ты так много и красиво рассказываешь, как для тебя важна твоя работа комиссара. А выполнять ее ты собираешься или нет?

— Гланька, — растерянно сказала Саша, — черт бы тебя побрал, что ты творишь?

В те ночи, когда им обеим удавалось поспать, они всегда ложились рядом. Перед рассветом прижимались друг к другу, сберегая крупицы тепла.

Аглая всегда была более принципиальной и ярой коммунисткой, чем ее комиссар. “Ты хочешь быть святее папы римского”, подтрунивала над ней Саша. Но это же было шуткой, черт возьми, это было шуткой.

— Я выйду ровно через пять минут, — сказала Саша после небольшой паузы. — Проверь пока, что все, кто не на дежурстве, в сборе. Убедись, что никого не забыли. Иди. Уходи.

Когда дверь амбара закрылась, Саша засекла по часам время и медленно сползла по стене. Села на пол, обхватила колени руками, опустила голову как можно ниже. У нее было пять минут, чтоб пересобрать себя.

Почему ее приказ не воровать у местных втихую нарушался, она прекрасно понимала: потому что она сама поощряла мародерство на пути сюда. Новый приказ, с какой бы интонацией она ни повторяла его, многие восприняли как номинальную уступку новым союзникам, про которых никто ничего не понимал. Не понимал, потому что она не объяснила. Потому что она слишком сосредоточилась на выживании и позабыла, что выживание в настоящем невозможно без будущего.

Аглая… как она могла… как мы дальше будем с ней… нет, не теперь. Прямо сейчас важно другое.

Почему из всех ее людей попасться на воровстве должен был именно этот мальчик? Почему не те, например, кто вечно вертелся вокруг этой мрази Мельникова, чья пуля убила ее Ваньку? Вот кого она бы перестреляла с охотой, дай только повод. Почему пацан? Спасти его теперь невозможно. Прошедшие гражданскую войну люди понимают только язык насилия. Лишь так она может донести до них, что ее приказ не был пустой формальностью.

Никогда прежде ей не доводилось расстреливать своих за дисциплинарные нарушения. Вообще-то в обязанности комиссара это входило, но в пятьдесят первом было заведено, что со своими людьми Князев разбирался исключительно сам.

Чтобы требовать дисциплины в настоящем, она должна создать образ будущего. Собрать из осколков: из бредней Антонова, из услышанного на военных советах, из всего, что знает про Новый порядок. Черт, она же так мало знает и совсем ничего не понимает! Она так же потеряна и напугана, как и они. Она чертовски устала.

Но отступать некуда.

На последней минуте Саша закрыла руками лицо. Потом медленно опустила ладони, открывая лицо человека, который точно знает, что нужно делать и зачем. Одним движением поднялась на ноги. Впечатывая каждый шаг в землю, пошла к месту сбора полка.

— Пропустить, — сказала в спины плотной толпы собравшихся. Солдаты, толкая друг друга, расступились перед ней.

Смирнов стоял в центре поляны. Его издалека можно было узнать по тому, как торчали из-под фуражки его уши.

Самое скверное, что Смирнов обрадовался, увидев ее.

— О, таарищ комиссар, — зачастил он. — Я им втолковываю, а они не слушают… Не крал я ничего! Не влезал же никуда, замков не ломал. Иду себе мимо забора, никого не трогаю, тут глядь — куренок бежит! Ну я его и заловил. Не себе ж, товарищ комиссар! В общий, значицца, котел нес.

Они не так чтоб приятельствовали, но были неплохо знакомы. Любопытный Смирнов нередко допекал комиссара вопросами обо всем на свете, обычно довольно наивными.

Паренек даже не попытался отрицать свою вину.

По обе стороны от Смирнова стояли разведчики, которые его поймали и привели. В свою команду Аглая отбирала людей не только за боевой опыт, но и за идейность.

— Ничейный, говоришь, куренок, Смирнов? А ну-ка, вот что нам скажи. Где ты родился?

— Так на селе ж, с-под Юрьевца я.

Убить его несложно. Сложно убить его так, чтоб после никого больше не пришлось убивать за воровство.

— На селе вырос, значит. И будешь нас уверять, что воображаешь, будто куры ничейные бывают? Вот прямо так по улицам бегают, лови кто хочешь и кушай на здоровье?

Смирнов потупился.

— Ты знал, что берешь чужое?

— Да.

— Ты слышал мой приказ: не воровать, не грабить?

— Слыхал…

— Ты знаешь, что бывает на войне за невыполнение приказа?

— Ну товарищ комиссар…

Высечь бы этого недоумка, чтоб неделю пластом лежал, подумала Саша. Чтоб до конца жизни забыл, как зариться на чужое. Тогда у него хотя бы будет какое-то “до конца жизни”.

Эта мысль напугала Сашу больше, чем то, что ей предстояло сделать. Как кто она думает? Против чего она тогда воюет вообще?