Орудие богов - [9]

– Небеснорожденная, я нем! Возьми деньги назад, и я онемею навсегда, никогда не услышу и не увижу ни тебя, ни этого сагиба!

Но не так легко было заставить Ясмини отказаться от ее намерения.

– Возьмите у него отпечатки пальцев, Том Трайп, и пусть он напишет свое имя!

Дрожащего Чаму отвели в комнату, где на столе стояла чернильница, и пристально следили, как он оставляет отпечаток своего большого пальца и ставит подпись. Затем Ясмини произнесла:

– Возьми эти деньги и заплати долг своего сына. И пусть Макхум Дасс даст расписку, чтобы не вздумал потребовать долг вторично!

Чаму, лишившийся дара речи от облегчения, сомнения и негодования, спрятал банкноту в кушаке и попытался выразить благодарность.

– Убирайся!

Том Трайп сделал знак Троттерсу, пес подошел и улегся, явно раздосадованный, а Чаму отступил назад, прижав руки ко лбу и непрерывно кланяясь.

– А теперь, ваша милость?

– Возьмите этого всеядного зверя и возвращайтесь во дворец!

– Ваша милость, это может стоить мне жизни!

– Скажите магарадже, что побеседовали с неким Ганга Сингхом, который сообщил, что принцесса находится в доме у эмиссара!

– Но это неправда!

– А пусть-ка эмиссар сагиб это отрицает! Идите!

– Но, мисс…

– Делайте, как вам приказано, Том Трайп! Когда я стану магарани Сиалпура, вы будете получать двойное жалованье, и вам дадут десяток лошадей, танцовщиц и титул багабура, и вы будете иметь столько бренди, сколько сможете выпить. Сипаи у нас будут носить современную форму, и вы будете их муштровать, пока они не свалятся замертво. Обещаю вам. Идите!

Кивком головы выразив свою беспомощность перед капризами женщины, Том Трайп вышел черным ходом, сопровождаемый на почтительном расстоянии своим «всеядным зверем».

Тогда принцесса направилась через зал к покрытому подушками подоконнику окна, за которым эмиссар сидел наедине с миссис Блейн, пытаясь дергать за те потайные нити, на существование которых нет ни намека в Синих Книгах, публикующих сведения обо всех лицах, имеющих отношение к правительственным кругам.

Глава 3

Клобук и четки утешают,

И колокольный звон

Нам обещает день грядущий,

Который будет праздник сущий,

Нам предопределен.

Какой восторг есть в царском праве

Пожертвовать на храм!

И, отдана по доброй воле,

В деньгах, в делах ли наша доля

Сулит спасенье нам.

Священники стремятся к власти,

Хотя в речах скромны,

Но с жертвами своими вместе

И лицемерием, и лестью

Они заражены.

Пускай проповедям внимают

И верят в правду их,

Но с яблоками где тележка,

Которая несет насмешку

Над сонмом слов таких?

Куда же истины девались,

И кто виновен в том,

Что выскочка любой, играя

И планы церкви презирая,

Морочит всех кругом?

«Всегда оставляйте за женщиной последнее слово, но убедитесь, что остался вопрос, на который вы не дали ответа».

Он был идеальным эмиссаром. Так утверждала местная газета, когда он появился здесь впервые. Правда, позже там же его называли «невыносимо медлительным» и «апостолом абсолютизма». Но, поскольку это произошло после того, как он перестал подписываться на это издание, можно считать последние слова таким же преувеличением, как и первоначальная неумеренная похвала.

Он не впервые посещал дом Блейнов, хотя почему-то Дика Блейна он ни разу не застал. Будучи холостяком, он не имел таких домашних забот, которые привязывали бы его к семье в часы, когда заканчивается утренняя работа в конторах, а будучи немногим старше сорока и имея отличное физическое здоровье, он обладал поразительной способностью работать быстро и за час до завтрака заканчивал труды, предназначенные на весь день. Это было одной из причин, почему его отправили в Сиалпур – люди более высокого ранга, получающие пособие, полагающееся после определенного количества лет службы, не любят, чтобы их торопили.

Он был красивым мужчиной – некоторые даже считали его слишком красивым. Его профиль напоминал изображение Марка Антония на медальоне. Сэр Роланд Сэмсон отнюдь не был разочарованным человеком.

Проходя по дорожке сада Блейнов, многие посетители оказывались в неприятном положении: у них появлялось ощущение, что за ними наблюдают сверху, с веранды, и требовалось минут десять, чтобы прийти в себя, окунувшись в тепло западного гостеприимства. Но Сэмсон давно усвоил, что его внешность располагает к нему. Если на него смотрели, то отношение наблюдателя складывалось в пользу Сэмсона, и он чувствовал, как истинный джентльмен, что зрителям такое зрелище не вредно.

– Совсем одни? – спросил он, чувствуя, что миссис Блейн не испытывает удовольствия при виде его и придвигая стул поближе к ней. – Муж в холмах, как обычно? В следующий раз надо мне выбраться в воскресенье, чтобы застать его.

Тесс улыбнулась. Она привыкла к этой реплике. Он всегда так говорил, но не являлся в воскресенье.

– Вчера вечером у меня были гости, и мы все согласились, что вы с вашим мужем ценное приобретение для Сиалпура. В вас столько свежести – совсем не то, к чему мы здесь привыкли.

– Мы тоже наслаждаемся новизной – хотя у Дика не так много времени для наслаждений…

– Полагаю, у него большой опыт работы в шахтах?

– О, он знает свое дело и трудится усердно. Если золото есть, он его найдет, – сказала Тесс.