Орниф, или Сквозной ветерок - [24]

Фабрис(растерянно). Да. Но почему вы спрашиваете?

Орнифль(в ярости). Тебе не кажется, что лучше было бы купить на эти деньги Маргарите кольцо? А не швырять сто пятьдесят тысяч франков каким-то грязным шпикам, чтобы они подтвердили, что твой отец негодяй! Пришел бы ко мне, и я сообщил бы тебе то же самое, только даром!

Фабрис. Долг чести требовал, чтобы я знал все точно.

Орнифль. Никто никогда не знает ничего точно, дурачок. И это тоже мне придется тебе объяснить. На нашем втором уроке.

Фабрис. Так или иначе, перед нами ваша жизнь. Хотите, перелистаем ее? Даже при беглом просмотре картина не из приятных! Сплошная цепь подлостей!

Орнифль(примирительно). Ты придаешь слишком большое значение мелочам. А жизнь надо видеть в целом!

Фабрис. Совершенно верно! Сейчас мы ее увидим. (Берет папку.) Бросив мою мать, вы отправились в Грецию, но это была вовсе не деловая поездка, как вы сказали маме. Первая ложь. За ней последуют другие!

Орнифль(со вздохом). Весьма вероятно… Но знаешь ли, иногда ложь — одно из обличий истины.

Фабрис. Нет! Ложь — это ложь!

Орнифль(сокрушенно). Ах, ты слишком молод, чтобы понять. Чувствую, что мне придется подохнуть от угрызений совести. Продолжай.

Фабрис. В Афинах вы были не один. Вы остановились в отеле «Акрополь» вместе с некоей Люсеттой Персеваль..

Орнифль(ест и запивает вином; восхищенно). Высокая блондинка, глупая, с восхитительными ляжками… Надеюсь, это указано в твоем досье?

Фабрис(с серьезным видом просматривает бумаги). Нет. Эта деталь не сохранилась в памяти привратника, которого расспрашивали детективы спустя двадцать пять лет…

Орнифль. Он не слишком наблюдателен. Ничем другим моя спутница не выделялась. Я и в самом деле сел в «Восточный экспресс» с парой восхитительных ляжек. К сожалению, они достались мне с принудительным ассортиментом в виде молодой белокурой особы, и я решительно не знал, что с ней делать в дневные часы. Ты скажешь, что с этими ляжками не обязательно было пускаться в столь дальний путь — я мог бы, например, съездить в Виль-д-Авре, — но что поделаешь, я был молод и не знал меры.

Фабрис. Спустя две недели вы усадили эту особу в поезд и отправили домой — потому что познакомились с дочерью секретаря бельгийского посольства, которая нередко навещала вас в отеле.

Орнифль(махнув рукой). Еще одна дура. Я и позабыл о ней… Разве всех упомнишь!

Фабрис. Под конец вы взяли в любовницы торговку устрицами и поселились с ней в маленькой комнатушке в Пирее, где ваш след затерялся. Однако вскоре после этого вы очутились в больнице для иностранцев — вас доставили туда с ножевой раной.

Орнифль. У торговки устрицами был еще другой любовник, которого звали Софоклом — совсем как того, настоящего, — только этот чересчур серьезно относился к любви! Ты, может быть, не заметил, что греческий театр совершенно не признает любовных сцен. Древние греки были воспитанными людьми!

Фабрис. Оправившись от болезни, вы поселились у одной англичанки, сестры милосердия той же больницы — некоей Бетти Брук!

Орнифль. Я все еще нуждался в уходе. У нее была прелестная грудь, все остальное — так себе… Но это была самая красивая грудь, какую я когда-либо видел… (Лицемерно вздыхает.) Как все это, должно быть, суетно, господи! (Неожиданно с ликующим видом.) А следующая кто?

Фабрис(вдруг выйдя из себя, отшвыривает папку). Вы омерзительны!

Орнифль(удивленно). Но почему?

Фабрис. Я надеялся, что чтение этого досье заставит вас устыдиться.

Орнифль. Устыдиться? Чего? Я готов устыдиться, я полон решимости устыдиться, я глубоко убежден, что время для этого уже настало, но я хочу точно знать, чего именно я должен стыдиться?

Фабрис. Я надеялся, что вы наконец осознаете всю бесплодность жизни, отданной наслаждениям!..

Орнифль(мягко). Наслаждения никогда не бывают бесплодными, по крайней мере в момент, когда их вкушаешь… О каком еще, пусть более достойном, занятии человека можно сказать то же самое? Или ты считаешь, что я лучше доказал бы свое преклонение перед красотой, осматривая греческие храмы? (Добродушно.) Некоторые из этих молодых женщин были прекраснее статуй, если это может тебя утешить…

Фабрис(вынув еще один листок из своей папки, агрессивно). Странное противоречие — этот постыдный период жизни в Греции вдохновил вас на создание стихов, самых чистых, самых волнующих со времен Аполлинера. В те дни весь Париж приветствовал в вас надежду молодого поколения!.. Спустя три месяца после появления вашей книги, из-за которой две восторженные провинциалки покончили с собой, вы взялись писать куплеты для нового обозрения в парижском казино!

Орнифль(разводит руками). Ну да… Во-первых, не будем все валить в одну кучу. Эти две провинциалки были, видно, дуры набитые. А я к тому времени уже убедился — гораздо раньше моих критиков, — что я не гений… А просто способный поэт, сам понимаешь, немногого стоит!.. К тому же эти волнующие стихи нимало не взволновали моих кредиторов, а ведь я был в долгу как в шелку… Наконец, — что тут поделаешь? — я обожал атмосферу парижского казино! Как же ее звали — а ну-ка, загляни в свое досье — молоденькую танцовщицу-англичанку, которая в ту пору родила тебе братца?