Орлята партизанских лесов - [38]
— Вот теперь самое время и позицию поменять, — сказал пулемётчик. — За мной!
Они отползли назад, и глубокий снег надёжно скрыл их от глаз противника. Они уже догнали партизанское охранение, а позади ещё рвались мины… Спустя два дня, в пургу, партизанская бригада прорвала окружение и примкнула к соединению Фёдорова.
С частями Советской Армии Ваня Шкелев встретился на реке Сож.
— Ты, Иван Шкелев, за свои двенадцать лет достаточно навоевался, — сказал ему командир дивизии, к которому он обратился с просьбой зачислить в ряды Советской Армии. — Теперь твоё дело — учиться и учиться! А фашистов мы добьём, можешь не сомневаться!
…В Калининграде хорошо знают штурмана дальнего плавания коммуниста Ивана Афанасьевича Шкелева. «Это человек с партизанской закалкой», — говорят о нём товарищи.
Пулям навстречу
О Вале Проценко мне приходилось слышать часто, а вот увидеть никак не удавалось.
Алексей Фёдорович Фёдоров даже сказал мне: «Вы что же это, товарищ Давидзон, лучших бойцов пропускаете? Не годится!»
Наконец случилось так, что я участвовал в бою вместе с Проценко — под деревней Несимковичии в Белоруссии. Бой был жаркий, силы фашистов в несколько раз превосходили наши. Когда я увидел Валю, она уже была тяжело ранена… Снимок, который вы видите, был сделан после возвращения Вали из партизанского госпиталя в Москве…
В ту ночь они заночевали на заброшенном лесном хуторе. Раненых поместили в крошечной баньке. Остальным места под крышей не хватало. С едой было совсем плохо — варили грибы, иногда удавалось нарыть десяток-другой картофелин. Соль давно кончилась, запах хлеба они и вовсе позабыли. За тридцать восемь суток, минувших со дня прорыва из окружения под Киевом, они лишь дважды заглянули в село. В первый раз им повезло — немцев не оказалось, партизаны отоспались, перебинтовали раненых. В другой раз их встретили кинжальным огнём, и отряд сократился едва ли не наполовину…
Валя Проценко — невысокая, хрупкая па вид — выглядела совсем ребёнком. Щёки втянулись, гимнастёрка, ещё недавно туго обтягивающая плечики, теперь топорщилась и казалась очень большой. Ещё тогда, в июле 1941 года, командир дивизии, уступив настойчивым просьбам двух студенток медицинского техникума взять их санитарками, сказал: «Пусть начмед решает. Абрамчук, видно, возьмём, а вот вас, Проценко, сомневаюсь… вы и раненого-то не вытащите… силёнок не хватит». Так оно и получилось: вполне удовлетворённый их знаниями медицины, начмед Вале отказал наотрез. «Я не в услужение к вам иду! — взорвалась Валя. — Я хочу быть полезной бойцам. Это мой долг — долг комсомолки! Не уйду из части, хоть расстреляйте!»…Своего первого раненого Валя запомнила на всю жизнь. Это было на речке Ирпень под Киевом. Позиции артиллерийского дивизиона располагались средь вековых сосен и светлых берёз. Немцы продвигались вдоль шоссе. Батарея расстреляла их в упор.
Тогда фашисты спешно подтянули тяжёлую артиллерию и стальной смерч забушевал на наших позициях. Валя сидела в укрытии, обхватив голову руками. Земля содрогалась, комья тяжёлым дождём сыпались сверху. Валя даже не поняла, как она услышала слабый крик о помощи. Выглянув из окопа, увидела залитого кровью солдата. Он лежал под берёзкой и силился подняться на ноги.
— Куда? Стой! — закричал командир артдивизиона. Но было поздно: Валя выпрыгнула из окопа и, пригибаясь, побежала к берёзке. На ходу расстегнула санитарную сумку, выхватила пакет, разорвала его. Как только Валя опустилась перед раненым па колени, руки сразу же принялись за дело. Да так ловко и привычно, словно она делала перевязки тысячи раз. Осколки часто рубили ветки над головой, и они засыпали Валю…
Трудное началось позже, когда она попыталась оттянуть раненого в укрытие. Он был тяжёл и даже не сдвинулся с места. Валя чуть не заплакала от обиды. Ей казалось, что у неё оторвутся руки. Но никакая сила не заставила бы её бросить красноармейца. Обессилевший от потери крови боец как мог помогал хрупкой санитарке.
— Сестричка, сестричка, — голос из темноты прервал воспоминания, и Валя наклонилась над раненым.
— Скоро вам будет легче, — успокоила Валя. — Сегодня мы богаты — картошки нарыли вдоволь. Целое поле нашли…
— Пить, сестричка…
Валя напоила бойца из фляги.
Когда раненые уснули, Валя выбралась из баньки. Бойцы расположились у неяркого костра. Молча ели картошку, запивая кипятком, в который набросали крупно нарезанных яблок — тоже из сегодняшней добычи. Винтовки и автоматы лежали под рукой.
— Если до первого снега не дойдём до своих, — сказал лейтенант-артиллерист, — худо будет. Следы нас выдадут…
— Да мы раньше околеем от холода, — добавил кто-то.
— Ни с места! Оружия не трогать! — раздался вдруг из темноты приказ. Валя оглянулась и увидела, как со всех сторон к ним подступают неясные фигуры. Но язык был русский, чистый.
— Кто такие?
— Прежде скажите, кто вы, — спокойно ответил лейтенант и взялся за гранату.
— Партизаны…
Так, спустя пять недель после последнего боя на Ирпене, крошечный отряд бойцов Красной Армии, в котором находилась медсестра Валентина Проценко, влился в Черниговский областной партизанский отряд. Это было в рейментаровских лесах в октябре 1941 года… Вале в ту пору было шестнадцать.
