Орлята партизанских лесов - [27]
— Я же пионер, товарищ командир! Стрелять умею, хотите — проверьте!
Водопьян взял у ближайшего партизана карабин…
— И проверим…
Этого испытания Лёня не боялся: бывало, отец брал его с собой на стрельбище. Там Лёня и научился стрелять не только из мелкокалиберного, но даже из боевого оружия.
— Во-он, видишь, столб? Попади-ка в изолятор.
Белый фаянсовый изолятор выглядел издалека крошечным кругляшком. Но Лёня затаил дыхание, прицелился и спустил курок. С первой же пули изолятор разлетелся вдребезги.
— Недурно, — сказал партизанский командир. — Пойдёшь в четвёртую роту, к Киселёву. Будешь связным.
Вскоре Лёня заслужил среди взрослых авторитет смелого и находчивого партизана. Его стали брать в засады, на железную дорогу. Окрестности он знал, как свои пять пальцев, и был незаменимым проводником.
Вот и теперь Лёня вывел группу Юрченко к изгибу железнодорожного полотна. Партизаны залегли буквально под самым носом у жандармов, охранявших стальную колею. Часовые сошлись па границе постов и оживлённо разговаривали.
— Ишь, бездельники, — шёпотом ругался Юрченко. — Им приказано ходить, а они стоят, языками мелют.
Наговорившись, часовые поспешно затопали сапогами по шпалам — каждый в свою сторону. Партизаны без помех установили мину.
Вопреки заведённому правилу уходить, заминировав дорогу, группа Юрченко решила задержаться. Солнце основательно разогрело лежавших в мелколесье партизан, когда вышедший из Бахмача состав приблизился к заминированному участку. Пятнадцать вагонов и платформ насчитал Лёня. Прикрытые маскировочными сетями, на платформах громоздились автомашины, тягачи и гаубицы с короткими стволами. В опломбированных вагонах, очевидно, везли снаряды.
Раздался взрыв. Паровоз рухнул с насыпи, увлекая за собой вагоны. Партизаны обстреляли состав па пулемёта и автоматов, по когда в вагонах стали рваться снаряды, поспешно укрылись в лесу.
…Они напоролись на фашистскую засаду, когда уже почувствовали себя в безопасности. Жандармы атаковали внезапно и стали теснить партизан к болоту. Они отстреливались больше часа, и патроны были на исходе.
— Лёня, — спросил Юрченко, — ты можешь проскользнуть незаметно в тыл к фашистам?
Ещё не зная, что задумал командир, Босенко поспешно ответил:
— Могу!
— Слушай внимательно. Единственная дорога для тебя — через болото. Взрослый там не пройдёт, это как пить дать. Возьмёшь две гранаты. Когда окажешься у фашистов в тылу — бросай. Пока они придут в себя, мы и прорвёмся. Всё теперь в твоих руках!
Юрченко отцепил от пояса две «лимонки», проверил запалы, протянул Лёне.
— Карабин оставь. Он тебе только мешать будет.
«Оставить оружие? Да какой же я партизан без оружия?» — промелькнуло в голове.
— Нет, карабин я возьму!
Юрченко посмотрел на него долгим взглядом и сказал:
— Будь по-твоему! Значит, помни: две гранаты, одну за другой!
Болото отсвечивало маслянистым блеском. Кое-где тянулись вверх кустики, и Лёня решил использовать их как прикрытие. Там, где остались его боевые друзья, гремели редкие выстрелы. И каждый раз немцы подымали яростную стрельбу из пулемётов. Потом снова всё утихало.
Лёня ступил в тину и сразу провалился по пояс. Сапоги стали тяжёлыми, как свинцовые. Как не жалко было, но Лёня решительно сбросил сапоги. «Не пропаду, лето на дворе, — успокоил сам себя. — Тапочки в отряде сошьют, ещё лучше будет ходить».
Он выломал длинную палку прощупывать дно. Шаг за шагом преодолевал болотную топь. Вода сверху была почти горячая, а чуть глубже ноги ломило от ледяного холода, сохранившегося с зимы. Каждый метр давался с трудом, и наступил момент, когда Лёня окончательно замёрз и обессилел. Карабин пригибал к гнилой воде. А конца болоту не было видно. «Не дойти мне», — подумал Лёня. Он честно пробирался через болото, и не его вина, если не хватило сил:
Лёня в изнеможении присел на кочку. Было тихо, звенели комары над головой. Какая-то пичуга вспорхнула на веточку и, раскачиваясь вверх-вниз, казалось, дразнила Лёню. У него не было сил, чтобы протянуть к ней руку».
Лёня вдруг представил, как лежат за деревьями пять его товарищей, как до боли в ушах вслушивается в тишину Юрченко и взглядом подбадривает остальных. Мол, всё будет хорошо, Лёня уже подползает к фашистам, и вот-вот рванут гранаты.
А он, Лёня Босенко, словно какая-то размазня, сидит посреди болота и прощается с жизнью. Что сказал бы отец, увидев его таким?
— Нет, врёшь, не возьмёшь, — прошептал он запомнившуюся ещё с довоенных времён фразу, услышанную в кинофильме.
Превозмогая ломоту в оледеневших ногах, Лёня побрёл дальше.
Ему показалось, прошла целая вечность, прежде чем он почувствовал ступнями нагретую июньским солнцем землю…
Первую гранату Босенко бросил в немецкого пулемётчика, укрывшегося за стальным щитом.
Эхо от первой гранаты слилось с грохотом второй. А вслед за ним грянуло «ура», и партизаны, стреляя на ходу, бросились на растерявшихся фашистов.
Когда группа входила в лагерь, Лёня тихо сказал:
— Сапоги вот только жалко… Почти новые были…
Тут только Юрченко обнаружил, что Лёня шагает босиком.
— Да разве мы такие тебе сапоги смастерим! — воскликнул он. — Генеральские! Как у Фёдорова!
