Орлята партизанских лесов - [14]

Красавин бил короткими очередями, экономно. Но боезапас быстро таял.

— Патроны кончаются! — предупредил Саша.

— Чёрт возьми! — нажав на гашетку, по не услышав выстрела, крикнул Красавин. Его руки хватали пустые ленты и тут же отбрасывали в сторону. — Беги в лес, Сашок! Там должны быть патроны. Поищи на других санях!

Две тяжеленные коробки с лентами показались Саше лёгкими, как пух. Когда выскочил из оврага, с упавшим сердцем понял: стреляют больше немцы. Только их автоматы бьют так резко.

Саша нёсся по целине, не разбирая дороги.

— Давай, Сашок, давай, дорогой ты мой! — закричал, завидев пулемётную прислугу, Красавин.

В мгновение ока он перезарядил пулемёт. Немцы как раз поднялись в атаку. «Максим» заговорил в руках Красавина, и Саша едва успевал подавать ленту. Чёрные фигурки тут и там падали в снег и больше не поднимались. Вскоре немцы прекратили атаку и откатились назад, в лес.

Партизаны, пользуясь передышкой, отошли — задание было выполнено. Застоявшиеся лошади резво рванули с места. Далеко позади, там, где партизанская засада только что дралась с карателями, громко разорвались мины…

Этот бой Александра Кобзенкова был отмечен первой наградой — медалью «За отвагу».

Немецкий гарнизон в Скригалове сопротивлялся упорно. Однако партизанам удалось разгромить управу. Но у каменного здания, превращённого фашистами в долговременную оборонительную точку, бой затянулся. В полуподвале засело отделение карателей. У них был пулемёт и автоматы, они вели густой огонь, не жалея патронов.

Но больше всего партизанам досаждал пулемётчик. Голову не давал поднять от земли.

— Эти не побегут, — со вздохом сказал Красавин, прекратив бессмысленную трату и без того небогатого боезапаса. — У них один шанс выжить — устоять против нашего натиска. Знают ведь, что им никогда не простят кровь мирных жителей…

— Эх, сейчас бы пушечку сюда! — мечтательно протянул Саша.

Каменное здание высилось на пригорке, подходы к нему были расчищены заранее. Немцы контролировали положение. Конечно, можно было бы дождаться ночи, подползти поближе и забросать амбразуры гранатами. Но день только начинался. Через пару часов наверняка подоспеет к фашистам подмога, и тогда в невыгодном положении окажутся партизаны. Фактор внезапности был утрачен, партизан вынудили залечь в полуторастах метрах от опорного пункта и прекратить бессмысленный обстрел.

— Сейчас самое время уходить! — предложил Красавин. — Управу мы разгромили? Разгромили! Узел связи взорвали? Взорвали! Староста-предатель понёс заслуженное наказание? Понёс! Что ещё нам нужно?

— А эти выйдут и снова начнут с ещё большей жестокостью расправляться со стариками и детьми. Вот тебе и «самое время»! — вмешался в разговор Александр Рассохин.

Рассохин был снайпером, прилетевшим к партизанам с Большой земли. Он славился своей невозмутимостью и метким глазом. Обычно Рассохин охотился за офицерами, когда они поднимали солдат в атаку. Бил он без промаха.

Но здесь и он был бессилен. Амбразура, откуда вёл огонь пулемётчик, была надёжно прикрыта.

— Чем спорить, ребята, вы лучше подумайте, что можно сделать, — прервал перепалку Авксентьев.

— Если б пулемёт вытащить на удобную позицию, — начал было Красавин.

— Не вытащишь. Здесь у немца каждый сантиметр пристрелян. Шага не ступнешь…

— Мне хотя б во-он к той хате, — не унимался Красавин, раздосадованный непредвиденной заминкой, которая грозила поломать партизанские планы. Метрах в восьмидесяти от здания высился крытый соломой крестьянский дом. Когда партизаны только начали атаку, там находилось несколько полицаев, которых пулемётчики быстро уничтожили. Но партизанам не удалось воспользоваться домом. Из трёх человек, посланных туда с ручным пулемётом, двое были убиты, а третий вполз-таки в дом, но до сих пор не подавал признаков жизни.

— Эту затею ты оставь, — отрезал Авксентьев. — Уже пробовали.

Пока шёл разговор, Рассохин внимательно изучал сквозь прицел снайперской винтовки местность. Он не спеша «прощупал» глазом каждую кочечку, каждый кустик.

— Слушай, Сашок, — сказал он, поворачиваясь к Кобзенкову. — Пойдёшь со мной?

— Пойду! — сразу же согласился Саша, ещё не зная, куда его зовёт десантник.

— Что ты задумал, Рассохин? — спросил командир роты.

— С пулемётом в хату и впрямь не забраться, — начал быстро объяснять план десантник. — С винтовкой — можно. Вы прикроете пас огнём, а мы по-пластунски…

— А парень тебе зачем? Нечего ему под пули лезть! — решительно возразил Авксентьев. — Эта затея ни к чёрту не годится, даже если ты проберёшься в дом. Не успеешь высунуться — немец тотчас решето из тебя сделает.

— Сашок мне нужен, чтоб отвлечь внимание пулемётчика, — спокойно продолжал Рассохин. — Он из второго окошка на палке шапку поднимет, пошевелит. Пулемётчик отвлечётся, а тут и я вступлю в дело.

— Хм, — заколебался ротный. — Как ты, Сашок, готов пойти?

— Конечно!

Они поползли к хате, а взвод открыл частый огонь. Пули, попадая в стены, взбивали красную пыль. Издали казалось, что это поднимается огонь. Немцы не заметили, как в хате, прямо напротив пулемётной амбразуры появились двое.

Пол комнаты, выходящей двумя окнами на дот, был усеян осколками оконных стёкол и кусками штукатурки. Под стенкой стонал партизан. Рассохин быстро оттащил его в другую комнату, перевязал. Потом стал за пробитую в нескольких местах матерчатую ширму, перегораживающую комнату, и принялся изучать обстановку.