Орлята - [46]

— Кажется, очень суровый человек, — решил Ломидзе.

— Лобастый. Видать, голова!

— Как вы думаете, ребята, а почему он нас назначил в первый батальон?

— Наверно, там нехватка людей.

— А по-моему, мы понравились ему. Первый батальон всегда считается лучшим…

Итак, все начиналось снова. Моряки, описав гигантскую дугу, возвращались опять к берегам Баренцева моря. Но странно, хотя в Заполярье, как и в Норвегии, громоздились причудливые скалы и каменные бабы, хотя и здесь, как в горах Норвегии, ветер ревмя ревел, будто сто медведей, и, швыряя в лицо колючей ледяной пылью, заставлял идти боком, моряки почувствовали тепло, которого не чувствовали на чужбине. Это было тепло родной земли, которое дано ощущать только ее любящим сынам.

Впереди били орудия. Тысячеголосое горное эхо, какого не бывало ни па море, ни в степи, гремело, словно обвал: каждая гора по-своему отзывалась на выстрел.

Галим невольно остановился, прислушиваясь.

«Так вот где суждено нам сражаться», — подумал он и тверже зашагал вперед.

5

Заполярные сопки высятся словно застывшие волны каменного моря. Вперед четырехсотметровой громадой вознеслась Большая Кариквайвишь, чуть левее — Малая Кариквайвишь, а там, далеко за ними, у Баренцева моря, стоит древний русский город Печенга. Правее — безымянная гора с заостренным, как игла, шпилем. И когда со стороны моря наплывали тяжелые тучи, шпиль будто разрезал их пополам, силясь не пустить дальше.

Скупое арктическое солнце показывалось все реже, подымаясь лишь краешком над горизонтом. Только пробегут его косые и холодные лучи по вершинам, обдав их красным светом, и вновь наступает темнота полярной ночи.

В Заполярье, скрывающее в своих недрах бесчисленные богатства, гитлеровские орды ворвались летом 1941 года. С первого же удара они рассчитывали овладеть не замерзающим круглый год Мурманским портом — этими северными воротами Советского Союза. Фашисты зарились на страну зеленого золота — Карело-Финскую республику — и стремились перерезать главную артерию севера — Кировскую магистраль. На север были посланы отборные дивизии горных егерей двадцатой лапландской армии — «героев Нарвика и Крита». Для нанесения вспомогательных ударов в направлениях Кандалакша, Лоухи, Ухта, Ребольская, Массельская, Петрозаводск, Лодейное Поле вместе с немцами перешли в наступление финские части. Фашистское командование рассчитывало в течение месяца закончить северную операцию. Но исключительно крепкий отпор советских войск в горах Заполярья и лесах Карелии сорвал эти планы.

Гитлеровцы, которые рвались к Мурманску, с самого же начала столкнулись со стальным щитом советских частей, расположенных на голых берегах порожистой Восточной Лицы. Именно здесь бойцы лобовым ударом впервые оглушили врага, и тот, точно бык, получивший удар между глаз, с трудом устоял на ногах.

В сплошной ночи пробирались войска Северного фронта через заледеневшие топи кочкарника, одолевали не хуже альпинистов крутые, островерхие скалы, втаскивали туда не только оружие, но пушки и минометы, с помощью оленьих и собачьих упряжек проходили бездорожные тундры, побеждая и снежные бураны и бешеные потоки ледяных горных рек.

В те дни, когда Галим Урманов со своими товарищами моряками очутился в этих местах, немцы, под прикрытием мощного артиллерийского огня и под зашитой толстой брани танков, упорно атаковали советские позиции.

Галим впервые попал в такую обстановку. Грозный огненный вихрь сотрясал горы и землю, дробя камни. Когда артиллерийская подготовка началась одновременно на огромном пространстве, все вокруг заволокло дымом Нельзя было понять, где противник, где свой. Галим лежал за большим камнем, силясь вжаться в землю. Он совершенно не понимал, как очутился здесь Кто-то выскочил из-за камня и крикнул:

— За родину — вперед.

В ту же секунду, как из-под земли, поднялись бойцы и рванулись вперед. Галим хотел было подняться в контратаку, как и все, одним духом. Но точно какой-то груз давил ему на плечи, на секунду сковав все его движения. Он должен был собрать всю волю, чтобы сбросить с себя этот невидимый, прижимавший его к земле груз. Одним прыжком выскочил он из своего окопчика и, чуть пригнувшись, бросился, как и все, с винтовкой наперевес вперед. На мгновение мелькнула перед его глазами богатырская фигура Верещагина. Справа, с развевающимися лентами бескозырки, бежал Захаров, потом Галим еще раз увидел Андрея. Старшина легко, будто это был сноп, поддел штыком гитлеровца и устремился дальше. Через двадцать — тридцать шагов перед Галимом выросла долговязая, нелепая фигура гитлеровца с выпученными глазами. На какую-то частицу секунды Галим заколебался: колоть ли? И это мгновение чуть не стоило ему жизни. Гитлеровец нажал на гашетку, но Галим успел ударить по стволу автомата и вонзил штык в грудь врага.

Батальон залег, когда попал под фланговый пулеметный огонь. Галим растерянно оглядывался по сторонам.

— Эй, матрос! Пускай корни в землю! Держись ближе ко мне! — услышал вдруг Галим обращенные к нему слова, сказанные с оттенком превосходства, не показавшегося, впрочем, Галиму обидным.

Он с чувством уважительного удивления, не подымая, однако, головы, стал следить за каждым жестом незнакомого ему человека. Молодой пехотинец, привалившись спиной к серому валуну, покуривая, поправлял обмотки.