Орлы смердят - [36]
А. А.Вам интересно описывать вселенную, все точнее вырисовывающуюся от книги к книге, в тридцати пяти произведениях, опубликованных четырьмя авторами?
А. В. Да, это литература об иной реальности, о другой стороне мира, которая на разных поэтических уровнях, разветвляясь и расширяясь, повторяясь в виде пейзажей, с каждой книгой становится все более знакомой читателю. Персонажи почти всегда при смерти и рассказывают свою историю в момент агонии или спустя несколько минут после кончины, пребывая в зыбком мире, который буддисты называют Бардо и который являет собой пространство романа, воображаемое и одновременно не совсем вымышленное, построенное на истории последних ста лет. Историческая и коллективная память пересекаются с памятью об ином мире.
А. А.Вам не кажется, что из истории XX века вы выбираете исключительно те события, которые отрицают всякую возможность существования? В постэкзотическом мире вселенная превращается в гетто, Шоа длится вечно, и атомная бомба обрушивается на все живое на планете.
А. В. Вселенная моих книг соткана из размышлений об апокалипсисе, с которым человечество столкнулось в XX веке, который оно не преодолело и, думаю, никогда не преодолеет. Разочарование в революции, геноциды, Шоа, постоянные войны, ядерная опасность, лагеря лежат в основе современной истории. Писатели постэкзотизма выводят на сцену персонажей, которые живут внутри катастрофы и у которых нет повода задумываться о существовании внешнего мира. Они говорят о жизни и выстраивают свое видение мира исходя из этой ситуации катастрофы. В ней берут начало их память, мечты и романы. Их голос раздается из глубокой тишины, пришедшей на место крушения. Художественный метод постэкзотизма предполагает, что текст всегда строится по принципу тесного взаимодействия с персонажем: в течение всего романного действия нарратор сопровождает персонажа до конца, во время пожара, бомбардировки, геноцида.
А. А.Вы пишете политически ориентированную литературу?
А. В. Да, конечно. Все, кому даруется право голоса в этих книгах в качестве персонажей или писателей, леваки. Их политическая принадлежность очевидна. Они отвергают идею манипуляции словом или пропагандой. Они намеренно держатся от них в стороне и читателя призывают блюсти дистанцию, оставаться бдительным: «Внимание! Не позволяйте слову завоевать вас настолько, чтобы вы потеряли способность самостоятельно принимать решения!» Автор то и дело напоминает о необходимости систематической, если не сказать телесной, реакции на то, чему служит проводником слово, власть слова. Сами рассказчики пытаются породить нечто прекрасное, романтическое, из области мечтаний, и погрузить людей в мир потусторонний, мир образов, при этом не манипулируя ими. За всеми историями, которые нам открываются, спрятана конкретная политическая мысль. Кристаллизовавшаяся. Прямолинейная. И тем не менее наш метод далек от ангажированной литературы с ее посланиями и «уроками». Мне бы хотелось, чтобы наши книги меняли людей. Потому что мы строим мир, где равнодушие по отношению к проблемам и катастрофам, преодолеваемым героями, непозволительно, — во имя человечества. Однако мы не хотим применять техники письма, принижающие или уязвляющие наших читателей, наших слушателей. Мы стараемся избежать наставнического тона. Сохраняя право высказывания только за собой, мы рискуем оказаться на стороне власти. Однако главная цель наших повествователей — быть не заодно с властью, а, наоборот, с теми, кто сражается против власти или раздавлен ею, именно поэтому наших героев все меньше и меньше. Позиции обидчика они предпочитают позицию побежденного или униженного.
А. А. Какого эффекта вы пытаетесь добиться именами, задающими ритм вашим текстам, например, в романе «Орлы смердят» Лутца Бассмана: его персонаж Гордон Кум, глядя на руины, перечисляет около тридцати имен и каждое предваряет одним коротким воззванием «Здесь горел…»?
А. В. Эти имена создавались, чтобы сопровождать чью-то жизнь, вызывать чувства, симпатию. Имена сами по себе не имеют смысла, и этот список не просто страница в справочнике. Своим наличием список о чём-то напоминает читателю: отсылает к реальности, к настоящим спискам на памятниках погибшим, на мемориалах, на стелах… Списки имеют онирическую, поэтическую функцию, однако они также устанавливают связь с реальностью.
А. А. В ваших текстах часто используются образы: «По крайней мере, в первое время в нашем постэкзотическом мире <…> нет глагола <…> есть образ места или ситуации, и лишь образ имеет значение. <…> Он самодостаточен, и его, может быть, достаточно нам. Затем появляется голос, но голос — позже». Так рассуждает один из персонажей «Писателей», Мария Труа-Сан-Трез. Она излагает теорию образа, подкрепляя ее списком кинематографических сцен. Какие у вас взаимоотношения с этими фильмами?
А. В. Образ — основа всего. Мы хотим рассказывать истории, которые являются прежде всего продолжением образов, и мы используем все литературные средства, чтобы добиться результата. «Лекция» о голосе и рождении образа, которую Мария Труа-Сан-Трез читает после смерти, — нечто вроде псевдофилософского бреда, в котором вырисовывается поэтичная теория безо всякого налета университетской серьезности. Фильмы, которые Мария цитирует, реальны. Я поначалу соблазнился идеей вымышленных режиссеров и ссылок, но потом мне показалось более эффективным апеллировать к чему-то известному. Там есть очень важные сцены, например, игра в шахматы со смертью в «Седьмой печати» Бергмана. Что касается Тарковского с его «Сталкером» и «Зеркалом», то на эти фильмы постэкзотическая литература откликается уже давно.
Легкая работа, дом и «пьяные» вечера в ближайшем баре… Безрезультатные ставки на спортивном тотализаторе и скрытое увлечение дорогой парфюмерией… Унылая жизнь Максима не обещала в будущем никаких изменений.Случайная мимолетная встреча с самой госпожой Фортуной в невзрачном человеческом обличье меняет судьбу Максима до неузнаваемости. С того дня ему безумно везет всегда и во всем. Но Фортуна благоволит лишь тем, кто умеет прощать и помогать. И стоит ему всего лишь раз подвести ее ожидания, как она тут же оставит его, чтобы превратить жизнь в череду проблем и разочарований.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Секреты успеха и выживания сегодня такие же, как две с половиной тысячи лет назад.Китай. 482 год до нашей эры. Шел к концу период «Весны и Осени» – время кровавых междоусобиц, заговоров и ожесточенной борьбы за власть. Князь Гоу Жиан провел в плену три года и вернулся домой с жаждой мщения. Вскоре план его изощренной мести начал воплощаться весьма необычным способом…2004 год. Российский бизнесмен Данил Залесный отправляется в Китай для заключения важной сделки. Однако все пошло не так, как планировалось. Переговоры раз за разом срываются, что приводит Данила к смутным догадкам о внутреннем заговоре.
Все, что казалось простым, внезапно становится сложным. Любовь обращается в ненависть, а истина – в ложь. И то, что должно было выплыть на поверхность, теперь похоронено глубоко внутри.Это история о первой любви и разбитом сердце, о пережитом насилии и о разрушенном мире, а еще о том, как выжить, черпая силы только в самой себе.Бестселлер The New York Times.
Из чего состоит жизнь молодой девушки, решившей стать стюардессой? Из взлетов и посадок, встреч и расставаний, из калейдоскопа городов и стран, мелькающих за окном иллюминатора.
Эллен хочет исполнить последнюю просьбу своей недавно умершей бабушки – передать так и не отправленное письмо ее возлюбленному из далекой юности. Девушка отправляется в городок Бейкон, штат Мэн – искать таинственного адресата. Постепенно она начинает понимать, как много секретов долгие годы хранила ее любимая бабушка. Какие встречи ожидают Эллен в маленьком тихом городке? И можно ли сквозь призму давно ушедшего прошлого взглянуть по-новому на себя и на свою жизнь?
Короткий роман Пьера Мишона (1945) — «Рембо сын» — биографический этюд, вроде набоковского «Николая Гоголя». Приподнятый тон и прихотливый порядок слов сближают роман с поэмой в прозе. Перевод Нины Кулиш. Следом — в переводе Александры Лешневской — вступление Пьера Мишона к сборнику его интервью.
Профессор университета и литературовед Доминик Виар (1958) в статье «Литература подозрения: проблемы современного романа» пробует определить качественные отличия подхода к своему делу у нынешних французских авторов и их славных предшественников и соотечественников. Перевод Аси Петровой.
Писатель, критик и журналист Мишель Бродо (1946) под видом вымышленного разговора с Андре Жидом делает беглый обзор современной французской прозы.
Сюжет романа представляет собой достаточно вольное изложение биографии Николы Теслы (1856–1943), уроженца Австро-Венгрии, гражданина США и великого изобретателя. О том, как и почему автор сильно беллетризовал биографию ученого, писатель рассказывает в интервью, напечатанном здесь же в переводе Юлии Романовой.