Орлы и ангелы - [53]

Спасибо, ни с того ни с сего шепчет Клара.

Должно быть, впала в белую горячку. Прежде чем она успевает заснуть, хватаю ее за хвост и заставляю запрокинуть голову. Но она этого вроде бы даже не замечает. У меня нет ни малейшего желания обниматься, но сама идти она не может, и мне приходится буквально на руках дотащить ее до стоянки такси и выудить у нее затем портмоне из бокового кармана джинсов, причем мой большой палец упирается ей в лобок. Останавливаю такси в двух кварталах от нашего убежища и с трудом удерживаюсь от того, чтобы забыть ее на заднем сиденье. Она бесформенна и неподъемна, как мокрый мешок; чтобы побыстрей закончить с этим, просто-напросто беру ее на руки, она обнимает меня обеими руками за шею.

И у меня сильное подозрение, что она на самом деле трезва как стеклышко и только симулирует.

18 ПОЛУСОН

Он все еще завернут в прозрачную восковку, и она несет его в руке, как найденного на берегу реки щенка, которого ее мать все равно через какой-нибудь месяц вышвырнет из дому.

Ничего не могу с собой поделать, говорит, без него мне никак.

Нечего извиняться, говорю, деньги, которые ты тратишь, никогда мне не принадлежали.

К счастью, она не заостряет внимание на этой теме, углубляться в которую у меня нет ни малейшей охоты. Срывает упаковку. Прибор выглядит на редкость уродливым — пластик, предпринявший неуклюжую попытку сойти за серебристого цвета металл, с нефункциональными темно-синими и полупрозрачными выступами по бокам. Немножко похож на игрушечный аквариум для японских деток; у того тоже есть дисплей, регулирующий маршруты рыбок и симулирующий их смерть у кошки в лапах.

Уже целую вечность я не слушал музыку. Система HiFi в нашей лейпцигской квартире была выбрана Джесси, ткнувшей на ночной прогулке пальчиком в магазинную витрину, и только сама Джесси ставила на нее порою какой-нибудь диск. Я пользовался агрегатом, лишь когда она, забаррикадировавшись в спальне, не пускала меня туда. В таких случаях я подсаживался к проигрывателю вплотную и, убивая время, корчил рожи в надежде, что какая-нибудь из них, загипнотизировав эту машину, заставит ее включиться.

Клара с ходу нащупывает гармошку, поскребя пальцем которую удаляешь с предмета прозрачную оболочку; похоже, ей не знакомо такое состояние, когда принимаешься колотить одну за другой CD, как разбушевавшийся гуляка — посуду. Должно быть, это один из профессиональных навыков, каким учат на факультете психологии и социологии. Ее пальцы влажны и оставляют на блестящей пленке отпечатки, впрочем сразу же испаряющиеся.

Сперва ничего не слышно, потом подает голос газосварочный аппарат. Сразу за ним вступаются басы, похожие на автоматический пресс, визжит пила по металлу, забивают болты, фрезеруют округлые болванки, срывая резьбу, закручивают винты. Слышу, как снимают с предохранителя пистолет, приглушенно смеется женщина.

Потом она начинает петь, спокойно, от нее веет холодом, как от распахнутой морозильной камеры, и я чувствую, как мне становится легче. Клара опускается на приступку, прислонясь к стене, закатывает глаза и стонет. Я подсаживаюсь к ней в тенечек, вытягивая ноги так, чтобы они остались на вечернем солнышке.

«I will lay down in your ash-tray, поет женщина, I am just your Marlboro. Light me up and butt me, you are sick and beautiful».[11]

Клара дает мне сигарету и зажигалку. В последние дни она все чаще протягивает мне два пальца, чтобы я вставил между них свой окурок и дал ей затянуться.

«Squeeze me like a lemon, поет женщина, and mix with alcohol, bounce me hard and dunk me, I'm just your basketball».[12]

Я прищуриваюсь и вижу, как круги табачного дыма просвечиваются солнечными лучами.

«Watch me like a game-show, поет женщина, you're sickening beautiful».[13]

Тошнотворно прекрасно, говорю. А тебе еще плохо?

Мне уже два дня плохо, говорит Клара.

Может, поесть надо, спрашиваю.

Не в этом дело, отвечает, город такой. Мне плохо именно от него.

Значит, тебе здесь не нравится, спрашиваю.

Нравится, говорит, даже очень. Но распространяться на эту тему не хочется.

Как ей угодно. Она нажимает на клавишу повтора, и вновь врубается газосварочный аппарат, снимают с предохранителя пистолет, ты тошнотворен и прекрасен.

Когда наконец темнеет, бегу с Жаком Шираком на заправку, покупаю красное вино, минералку, две бутылки апельсинового сока, собачий корм и большую упаковку мороженого.

Винные бокалы нетвердо стоят на шерстяном одеяле. Нюхаю кокс, лежа на спине, заправляю его в ноздри палочкой от эскимо. Звезды бледны.

Полнолуние, говорит Клара.

То, что ты видишь, отвечаю, на самом деле это подсвеченный щит возле кабины подъемного крана.

Полная луна, говорит она.

Только квадратная, отвечаю.

Сажусь, отпиваю минералки и пускаю бутылку по направлению к небесам. Незакупоренная бутылка вертится в воздухе, разбрызгивая содержимое все более широкими кругами. Отдельные капли на неправдоподобно долгий срок застывают и поблескивают в воздухе. До стены бутылка не долетает, падает на цемент и катится по нему, теряя последнюю влагу.

Вода из пластиковых бутылок на вкус всегда похожа на куклу Барби, говорю я.