Орлица Кавказа (Книга 2) - [63]

Не было в живых уже грузина Сандро, жестокого Рябова, полковника Зубова, над их неизвестными могилами кружился ветер, души витали неизвестно где. Крестьяне и мелкие ремесленники передавали из уст в уста легенды о подвигах Гачага Наби, восхищались им, но бросить надоевшую им долю, клочок земли, кузнечные меха, полуразвалившиеся хижины не решались, и тянули по-прежнему свое ярмо, надеясь, что лучшие перемены придут сами собой, со стороны.

Бессмысленной деятельностью кипел Гёрус. Сменялись один за другим военные караулы, казачьи разъезды гарцевали в окрестностях города, местные жители, те что побогаче и познатнее, сидели в чайхане и судачили. Генерал-губернатор вел свои нудные разговоры с женой; она, не понимая, как выбраться из сложившейся ситуации, оскорбленная и униженная врачом, терялась в тоске. Секретарь наблюдал, посмеивался, писал дневник, понемногу помогал повстанцам.

Перепуганный случившимся, капитан Кудейкин наотрез бросил пить, ходил бледный, торжественный, ввел в тюрьме еще более жесткий режим, гонял солдат тюремного гарнизона по плацу, посещал губернатора, сообщая ему о все новых несуществующих событиях, подтверждающих, что против генерала был организован зловещий заговор, который теперь, слава богу, раскрыт.

Алов, неожиданно попавший в царскую темницу, прикидывался на допросах жалким дурачком, человеком жадным, мерзким, и это ему удавалось. Карапет, полностью завоевавший доверие капитана Кудейкина, грозно гремел ключами, бранился матом, раздавал для виду зуботычины заключенным, а тайком помогал им и, в первую очередь, - Хаджар и Алову.

Армянский купец, в доме которого жили Андрей и Людмила, в несколько дней постарел, потому что "око его величества" таскал ежедневно его на допросы, а потом стал требовать, чтобы на допросы ходила его дочь. Возвращалась она всякий раз часа через два и заплаканная.

В доме ключника гёрусской тюрьмы рыли пшеничную яму. Айкануш перестала ругаться с воображаемыми землекопами, да и те так устали, что, не обращая внимания ни на что, несли и несли мешки с землей к реке, сбрасывали и, не отдыхая, возвращались обратно. Аллахверди и Томас наткнулись на выступ скалы, промучались с ним несколько дней и решили обойти его, а там песок, который осыпался, тек, и подземный ход грозил в конце концов обрушиться.

Гачаг Наби запретил всякие налеты на помещичьи угодья, ввел строгую дисциплину в отряде, велел готовиться к большому походу. День и ночь осаждали его думы о Хаджар, и он, оставшись один, разворачивал перед собой план тюрьмы, начерченный незнакомым ему Рустамом Али и думал о набеге на тюрьму. Он был готов к тому, чтобы совершить нападение, но хотел, чтобы его сподвижники на этом настояли. Сам говорить об этом он не мог, так как речь шла не только о "кавказской орлице", ставшей давно для народа символом свободы, но и о его жене.

А налеты на поместья все же продолжались. Группы хорошо вооруженных, дерзких всадников внезапно появлялись в поместьях, грабили богатеев, щедро делили добычу между крестьянами и уносились как смерч. Набеги напоминали обыкновенный грабеж. Власти продолжали приписывать это "бандитам" Гачага Наби, но к своему изумлению, один из главарей очередного набега оказался сынком шушинского ахунда. Скандал замяли, сыскная служба оказалась в тупике. Разбойники мерещились всюду.

Странно, но и в такой обстановке продолжалась жизнь. Крестьяне заканчивали полевые работы, подсчитывали убытки, хоронили умерших от непосильного бремени, повитухи принимали роды, начались осенние свадьбы. Имущие, понемногу свыкаясь с повседневной опасностью, обирали до последней нитки бедный люд. Чиновники, словно им предстояло еще жить вечность, набивали карманы: составление каждой бумаги подорожало почти в десять раз. И своим чередом шла вечная игра любви. В соседнем с Гёрусом селении отец, пожилой мусульманин, не из бедных, застрелил свою дочь, застав ее в лесу с русским казаком.

В освободительных движениях есть своя логика. С самого начала все знают, что бунтовщики обречены на гибель. Знают это и сами повстанцы. Нельзя об этом не знать, когда против тебя стоят не только регулярные войска с пушками, хорошо обученными воинами, не только умелые военачальники, не только сам государь император, но и само время, мудрое время, определяющее ход поражений и побед.

Но несмотря на это, именно обреченные на гибель повстанцы чувствуют себя победителями, а верха, подавляющие один очаг бунта за другим, втайне считают себя проигравшими. Грозное веселье царит в повстанческих лагерях и тревожное беспокойство в особняках богатых людей. Кто знает, чувствует ли каждый отдельный человек, что принадлежит истории, а история всегда на стороне угнетенных.

Такими были мысли Андрея, когда он, вскочив в седло, поскакал вслед за новыми друзьями, которые вели его к Гачагу Наби. И теперь ему казалось, что холодность Людмилы, которую он всегда ощущал, не так страшна, что можно прожить счастливо и без любимой женщины, когда есть цель - закончить свою судьбу на взлете, в миг постижения истинной, ничем не стесненной свободы.