Орлица Кавказа (Книга 2) - [29]

- Ваш аллах так усердно печется о заботах русского государства,- сказал губернатор,- что к мусульманину Гачагу Наби присоединились и христиане, и армяне, и грузины.

- Попы,- прошамкал ахунд,- попы во всем виноваты, попы в черных рясах. Их серебряные кресты вместо того, чтобы отгонять всякую нечисть, служат самому дьяволу, христианские священники погрязли в разврате, прелюбодеянии, грабят народ...

Губернатор, не дослушав, удалился в свои покои. Ах, друзья, как неправ великий Гоголь: разве скучно жить на этом свете?!

От скуки мы не помрем. Со дна души у каждого поднимается неведомый ужас; отчего он, откуда - не знаю. Все, кажется, идет так, как шло, но ужас растет. Я видел однажды, как солдат, не дожидаясь команды для атаки, вдруг вскочил, закричал и бросился в сторону неприятеля, не выдержав ужаса ожидания. Боюсь, что человечество точно так же не выдержит и бросится скоро навстречу собственной гибели..."

Губернатору Гянджи отвели две большие комнаты, увешанные и застланные большими коврами с мягким, густым ворсом. Отослав лакея и секретаря, генерал разделся, затушил свет в маленькой комнатке, оставив всего лишь одну свечу, и лег в постель. Сразу же ожил гадкий, липкий страх перед неизвестностью.

"Как же так, я стоял под пулями и никогда не кланялся им, я шел на дуэли с легким сердцем, а здесь, что со мною, господи? У меня такое впечатление, и оно не оставляет меня ни на минуту, что в постель ко мне заполз скорпион... Чего я боюсь? Меня убьют!- вдруг сказал себе генерал и сел на постели. Меня убьют по дороге в Зангезур. Что стоит разбойникам напасть на наш караван, перерезать всем глотки? Или взять меня в заложники. Боже, какой ужас".

Генерал снова лег, испытывая сильный озноб. Убьют? Но как бы не было хуже. Что он сможет сделать в Зангезуре? Он вконец опозорится. Его унизили наместник и министр, его и дальше будут унижать. Нет, уж лучше смерть. Губернатор поднялся, прошел на цыпочках к столу, открыл ящики для пистолетов, взял один из них.

Одно усилие - и его нет, нет ничего, покой, блаженство. Пистолет в его руке дрожал, обдавая холодом, и он отшвырнул его прочь.

Это была кошмарная ночь, когда он временно забывался, скрежетал зубами, метался, силясь скинуть наваждения, открывал глаза, лихорадочно пытаясь сообразить, что с ним произошло, как его накатанная, привычная жизнь вдруг пошла по ухабам, что с ним сделалось.

Генерал корчился в бреду, как металась в горячечном забытье огромная империя, зашедшая в тупики истории.

Глава двенадцатая

- Все останется при нас,- весело говорила кафанка.- У нас-то и есть всего-ничего! Огород в ладонь, хижина с ноготок! Да будет все это жертвой нашего братца Томаса, нашего друга Аллах-верди Гахраман оглы, и уж, конечно, славного Гачага Наби, прославившего Зангезур, и его жены - великой Хаджар! Не правда ли, Карапет?

- Почему ты меня об этом спрашиваешь?-отозвался добродушно ключник.Страх? Ну его к черту. Один раз родился, один раз и умру. От пули, землетрясения или от твоего ворчания - какая разница?..- Он расстегнул ворот рубахи.- Все равно все умрем.

Такой переход настроения Карапета от страха к спокойствию и ясной мысли мог показаться неожиданным только, для того, кто его не знал. Все неприятные минуты у него были связаны с ревностью, и стоило ему убедиться, что Айкануш, перед которой он до сих пор трепетал как юноша, верна ему, все опять становилось на свои места.

- Я всегда говорил, что в жилах Карапета течет кровь мужчины!- сказал Аллахверди.

- При чем тут кровь,- ответил задумчиво карапет.

Действительно, при чем тут кровь? Разве мы в большинстве своем не одинаковы? Если не считать законченных негодяев, кому понравится быть ключником в тюрьме, держать взаперти людей, часто ни в чем не повинных, и держать по чужой воле. Открываешь засовы, и пока выводят арестованного на допрос, уводят совсем, надолго в чужие края или навсегда из этой жизни, стоишь, потупив взор, стыдишься поднять глаза.

Много ли наберется в тюрьме людей, которые не могли бы с тоской и отчаянием сказать богу: "За что? Господи, за что?" и вор, перестающий в приступе голода понимать, что он делает, и бродяга, не нашедший приюта своей горемычной судьбе, и убийца, попытавшийся защитить свою честь и достоинство,разве не сама жизнь привела их сюда, в холодное царство цепей и побоев? Сколько всего видит ключник?

Работает крестьянин на клочке земли, не знает ни сна, ни отдыха, чтобы хоть немного свести концы с концами, чтобы не слышать по ночам плача голодных детей. Скажет что-то не так хану или приставу, чужую межу нечаянно тронет, в чужом лесу хворостинку поднимет, и вот уже ключник запирает за ним крепкий засов. Ключник видит, как гонят бедный люд в Сибирь за одно неосторожное слово, за одну лишнюю пядь земли, которую хочется прикарманить ненасытному помещику. Ключник видит серые лица крестьян, с глазами обреченными и злыми. Он видит, как жена с детьми прощаются с кормильцем, приговоренным к каторге: женщина с рыданием развязывает кончик платка и протягивает осужденному последнюю трешку, а каторжанин возвращает ее своим детям.