Орлица Кавказа (Книга 2) - [12]

За завтраком министр пришел в хорошее расположение духа, шутил с женой наместника и с его, рдевшей после каждого слова, дочерью, пил вино наравне с другими и все сокрушался, что не может себе позволить такой роскоши, как грузинские острые приправы к птице.

Наместник подумал было, что на этом неприятные наставления министра закончатся и беседа примет нужный, деловой характер, но министр вдруг сказал под конец завтрака:

- Теперь, мой друг, я понимаю, почему разбойники развелись у вас под самым носом. Я бы сам, будь на вашем месте, не вставал бы из-за этого стола целыми днями. Пусть хоть огнем все горит.

Наместник прикоснулся салфеткой к полным губам, бросил ее возле прибора и произнес решительно:

- Я полагаю, ваше высокопревосходительство, вы простите меня за резкость тона, но серьезность положения и обязанности мои, поскольку я все же еще наместник этого края, позволяют мне надеяться, что вы выслушаете меня. И не мои оправдания, это было бы слишком дерзко, но мои предложения.

Министр был слишком умен, чтобы не понять настроение наместника; по дороге он и сам думал, что вначале разберется в обстановке, а уж затем скажет все, что заставило его прибыть сюда и терпеть уйму мелких неудобств, которые он так не любил.

Глава пятая

- Ну и силища у тебя, - сказал Томас, потирая запястье.

- Я так и знала, что это ты! - отозвалась из темноты Айкануш.

- Хоть ты и изменил голос, никто, кроме тебя, не мог заявиться невесть откуда за полночь... Бродягой ты был, кузнец, бродягой и помрешь.

- Насчет бродяги, это ты верно, подметила, кафанка, а вот насчет помрешь, это ты путаешь. Случалось так, что я был на волосок от гибели.

- И что же?

- И всякий раз меня встречает сам господь бог и выталкивает снова на землю. Иди, говорит, греши дальше. У меня и так праведников девать некуда. В рай не протолкнешься, как на базаре.

- Опять за свое. Ох, накажет он тебя за твои богохульства.

- Айкануш достала завернутые в тряпку два свечных огарка толщиной, пожалуй, с мужскую руку, зажгла один и поднесла к лицу Томаса.

- А ты похорошел!

- А ты не боишься говорить такое в отсутствие мужа? - засмеялся Томас. - Я хоть и родственник тебе, но дальний. Того и гляди до греха доведешь.

- Видишь эту сковороду? - сказала Айкануш, укрепляя свечу

на грубом деревянном столе.

- Вижу.

- Так вот, если будешь вести эти разговоры, я познакомлю тебя с одним есаулом. Он тебе расскажет, куда пропали его передние зубы.

- Куда же они пропали? - смеялся Томас.

- Спроси, когда они пропали. Он ущипнул меня, после этого зубы у него и пропали... Есть будешь?

- Ну, слава богу, теперь я слышу голос женщины и голос хозяйки.

- Ты меня не трогай, - говорила Айкануш, быстро и ловко

накрывая на стол. - Огня разводить не буду. Поешь холодное, ничего с тобой не случится. Меня не трогай. Я же не спрашиваю, почему вы, мужчины, сейчас юбок не носите, хотя стали все трусливыми, как бабы.

- Небось, ты своего Карапета имеешь в виду?

- Все вы одинаковы, только Гачаг может считаться мужчиной.

Томас насторожился, его подмывало сразу, же начать задуманный разговор, но он решил не спешить, не вспугивать до поры эту птичку. Впрочем, в этой птичке было шесть пудов и шесть фунтов весу, и, когда она ставила со стуком на стол бутылку с чачей, Томас увидел, как тяжело вздрогнули ее налитые, не знавшие еще младенческих губ, груди.

- Слушай, - сказал он, закусив. - Как тебя угораздило выйти за моего братца? Он вроде как цыпленок возле тебя.

- Не твоего это ума дело... Поел, теперь рассказывай, откуда явился и куда путь держишь.

- Видишь ли, я женюсь, - сказал Томас. - Пришел приглашать тебя на свадьбу.

- Женишься?

- Женюсь!

- На свадьбу?

- На свадьбу!

- Послушай, Томас, не валяй дурака. Одежда разодрана, борода, как у утопленника, вся в какой-то траве.

- Зато невеста у меня прекрасная. Глаза у нее голубые, как небо. Стан стройный, как у гор. Смех звенит, как родник. Волосы золотятся; как солнечные лучи.

- И такая девушка выходит за тебя, дурака?

- Представь себе, выходит. Только ее все время приходится защищать с оружием в руках, - ответил Томас серьезно..

Кафанка насторожилась.

- Как же ее зовут?... Погоди, не хочешь ли ты сказать...

- Ты правильно догадалась, милая кафанка. Я, кузнец Томас, никому не сделавший ничего плохого, я, не обидевший даже мухи, взял оружие и ушел в горы, к Наби. Потому что мочи терпеть нет, милая Айкануш. Сердце кровью обливается, когда топчут мою землю чужие сапоги. Сердце разрывается, когда обижают моих сестер и матерей. Потому что моя настоящая невеста - в моей воле. Потому что я свободу люблю, как весь мой армянский народ, как другие народы залитого слезами Кавказа.

- Ты погубишь нас, - понизила голос Айкануш. - Найдут тебя здесь и не миновать беды. Гёрус полон солдат. Всюду сыщики. На каждом шагу жандармы. Каждого за неосторожное слово бросают в тюрьму, расстреливают... Я знала, что рано или поздно ты погубишь нас, и брата своего, и меня.

- Успокойся, - улыбнулся Томас, поняв, что слишком рано заговорил о деле. - Никого я губить не собираюсь. Вот посижу немного и пойду.