Орленок - [7]
— Дарик, это я. Поесть тебе принес, и еще — зажигалку. Немного припоздал, не обижайся. У нас сегодня гости из города. Ждал, пока уснут.
— Кто?
— Какой-то дядя с парнем. Он хороший — отдал свою порцию хлеба тебе.
— Не расспрашивал? — встревожился Дарик.
— Нет, — успокоил Андрейка. — Я бы все равно ничего не сказал.
— Не говорили они о фронте? Ты незаметно расспроси их, а?
— Хорошо, я все разузнаю, а ты не бойся, ты лежи тут и все. Завтра я достану лекарств и бинт, тогда сделаю тебе перевязку.
— Я уже и так лежу, лежу… — Дарик вздохнул. — Ты не забудешь расспросить о фронте?
— Не забуду, — откликнулся Андрейка.
…Познакомился Андрейка с Дариком так. В полдень он возвращался со степи и наткнулся на раненого мальчика. Черные глаза мальчика были широко открыты, запекшиеся губы шептали: «пить». Андрейка мигом спустился в овраг, набрал родниковой воды в наскоро сделанный из лопуха ковшик и напоил мальчика.
— Ты полежи тут, а как стемнеет, я приду. Хорошо?
Дарик испуганно прошептал:
— А они не придут? Не будут… стрелять?
— Нет, — успокоил Андрейка, и что было силы пустился к дому.
Так началась их дружба…
— Ты подожди, не уходи. Мне теплее с тобой, — просит Дарик.
— Хорошо, я посижу немножко.
Андрейка поправил принесенную из дома подушку, заботливо укрыл Дарика старым стеганым одеялом и спустя полчаса выбрался наверх. Побежал к дому. Он знал, что на окраине фашистов нет, но можно наткнуться на разъезд патрулей, и тогда беда.
Бесшумно Андрейка открыл дверь, разделся и ближе придвинулся к Геннадию. Согнулся калачиком, несколько раз вздохнул от пережитого волнения и заснул.
На рассвете проснулся первым. Не шевелясь, Андрей долго лежал с открытыми глазами, потом тихо встал, оделся и вышел во двор.
Розовело небо. Андрейка глубоко вдохнул утренний свежий воздух, посмотрел на выгон и только собрался лезть под порог к спрятанным от фашистов курам, чтобы посыпать им зерна, как показался Геннадий.
Перебирая овес в маленьком проржавленном ящичке, Андрейка вопросительно взглянул на него.
— Ты хочешь у меня что-то спросить? — понял Геннадий.
— Да, хочу. Скажи честно, ты не знаешь где наша армия?
— Честно отвечаю: не знаю.
— А я думал, раз ты городской и побойчее нас, то знаешь, — разочарованно протянул Андрейка.
— Да я узнаю, честное слово, узнаю и скажу, когда еще придем. Дядя Коля говорил, я слышал, через неделю-две мы опять здесь будем.
— И тогда скажешь? — с надеждой посмотрел на него Андрейка. — Мне очень нужно, понимаешь?
«Придешь ко мне!»
«Что же ты ничего не предпринимаешь, Вадим? Ты же комсомольский секретарь, — думал о себе Вадим, распиливая вместе с матерью сучковатое дерево, принесенное им из лесу. — Незнакомые тебе мальчишки вытащили из немецких машин аккумуляторы и побросали их в овраг. Как тогда немцы бесились! Генка где-то пропадает, может, и он что делает. Таня Соколова и та уже героический поступок совершила, Тольку освободила. Пусть вместе с Ниной Васильевной. Пусть!».
И вдруг Нина Васильевна предстала перед ним не просто учительницей. Она же коммунистка. Как он не подумал об этом раньше! И приглашала она его к себе! Наверное же, не блины есть!
— Дурак! — выругался он вслух.
— Кто дурак? — спросила мать, худенькая черноволосая женщина.
— Я.
— Это почему же?
— Потому, что к учительнице не пошел.
— А что тебе там?
— Надо, мама.
— Раз надо, иди.
Мать была уверена, что Вадим глупостей не натворит. Ее муж приучил сыновей — старшего Сергея и младшего Вадима — к рассудительности и самостоятельности. Сейчас, когда Сергей и отец были на фронте, Вадим стал особенно серьезным.
Вадим аккуратно сложил в сарае дрова, переоделся и отправился к учительнице.
У Нины Васильевны встретил Толика Володина, Таню Соколову и Валю Зорину. Они оживленно разговаривали. Оказывается, все были очень хорошо осведомлены о том, где что происходит. На заводе «Красный металлист» почти ежедневно выпускают брак. Возле Пелагиады поезд сошел с рельсов и, говорят, что это не единственный случай. По городу расклеены приказы о мобилизации юношей и девушек в Германию, а рядом — листовки, призывающие бороться с оккупантами.
Вадим спросил у Анатолия, как он живет. Отвечая на вопрос, Анатолий поймал на себе внимательный взгляд Шевцова. «А Толька-то взрослее стал», — подумал Вадим.
— Вам нужно быть дружнее сейчас, чаще встречаться, — посоветовала учительница, провожая ребят.
— Вадим, ты можешь задержаться? — обратилась Нина Васильевна к Шевцову.
Когда они остались вдвоем, Нина Васильевна усадила Вадима за стол, сама села напротив.
— Вадим, я верю в твердость твоего характера, поэтому буду с тобой откровенна. Но прежде ответь: ты что, сложил с себя полномочия комсомольского секретаря?
— Нет, Нина Васильевна! Вот я и пришел, чтобы посоветоваться с вами, что делать?
— Тогда вот что. Свяжись со своими комсомольцами, с надежными ребятами. Возьмите под наблюдение здание гестапо. Присмотритесь, кто часто ходит туда из русских. Проследите потом, где он живет, узнайте у соседских ребят его имя и фамилию и сообщите мне. Разумеется, Вадим, что о моем разговоре с тобой никто не должен знать. Никто. Понял? Это одно. Другое. Молодежь забирают в Германию. Вы можете этому помешать. Как это сделать? Возле фашистских воззваний пусть ребята наклеивают наши листовки. Поручи это расторопным парням и девчатам. Кстати, привлеки и Геннадия Голенева. По-моему, его боевой характер подходит к любому заданию. Только держи его в руках, чтобы он головы не терял. Смелость ведь тоже должна быть умной. Он недавно на улице наскочил на меня, — учительница улыбнулась. — Взъерошенный, как воробей. Что с тобой, спрашиваю.
