Орленок - [3]
— Вадик, а на углу Дзержинского и Коминтерна стоит дом, где останавливались Пушкин и Лермонтов, — вспомнил Володя.
— А кто жил в доме, где сейчас наша школа, в девятнадцатом веке? Молчите? Значит, не знаете, — торжествующе произнес Геннадий. — Коста Хетагуров! Я люблю его стихи. Вот послушайте:
— Какую ты мне мысль подал! — подскочил уже засыпавший Борис. — Это будет здорово! Мы устроим вечер в новом учебном году: «Хетагуров в нашей школе». Сегодня первое августа, значит, ровно через месяц…
— Я займусь художественной частью, — перебил его Витя, «мастер художественного слова», как в шутку звали его одноклассники.
Начали обсуждать программу вечера, но усталость брала свое, и они засыпали один за другим.
Проснулись по привычке рано. Начинался обычный трудовой день. Но почему не едут из центральной усадьбы за зерном? Почему на дорогах ни души? Ребята осаждали вопросами Кузьму Гордеевича.
— Едут! Едут! — вдруг раздалось несколько голосов.
Две подводы мчались прямо к току. В одном из ездовых школьники узнали заведующего хозяйством дядю Гришу — маленького, подвижного толстяка, у которого про запас всегда было много шуток и острот. Ребята бросились к нему навстречу, но завхоза словно кто подменил: ни на кого не обращая внимания, он подошел к Кузьме Гордеевичу.
— Собирай имущество, Гордеич. Вакуация. — Новое для многих слово он выговорил с трудом и неправильно.
Кузьма Гордеевич молча нагнул голову, широкие брови сошлись на переносице.
— Хлопцы и девчата, — громко сказал дядя Гриша, — собирайтесь. На вокзал отвезу. Да не бойтесь вы, — дядя Гриша улыбкой подбодрил ребят, — успеете до своих мамок добраться…
Немного недоезжая до вокзала, ребята увидели голубой дымок-облачко.
— Поезд! Бежим!
Эшелон был переполнен. Ребята подбегали то к одному вагону, то к другому:
— Мы ученики, урожай убирали.
— Мы из Ставрополя. Возьмите нас.
…Утром третьего августа подъезжали к Ставрополю. Поезд замедлил ход. «Тук-тук-тук», — стучали колеса. «Тук-тук-тук», — вторили ребячьи сердца, а мысли о доме мчались вперед, быстрее поезда.
— Как думаешь, Вадим, займут фашисты город? — спросил Геннадий.
— Раз эвакуация, значит, дело плохо, — ответил Вадим. — Из-под кепки, глубоко надвинутой на лоб, смотрели синие грустные глаза. Лицо Вадима было черным от пыли и паровозной копоти.
— А успеем мы уехать? — спросил Борис.
Ему никто не ответил. Поезд подошел к вокзалу. На вокзале ни души. Эшелоны ушли на Кавказскую еще вчера. Наскоро прощаясь, ребята разбегались в разные стороны.
Геннадий и Вадим чуть не бегом поднимались вверх по бульвару главного проспекта. Навстречу шли люди с чемоданами, корзинками, тюками. По булыжной мостовой с грохотом проносились машины.
— Мы хотели идти с тобой на фронт, Геня, — Вадим посмотрел на товарища, — а фронт пришел к нам.
— Вадим, — Геннадий помолчал, поднял на друга глаза, — мне как-то страшно. И… не знаю, что надо делать…
— Сейчас и я ничего не знаю. Время покажет. Ну, до встречи!
На углу Таманской улицы друзья распрощались. Вадим жил на улице Орджоникидзе, Геннадий — на Советской.
Любопытство побеждает страх
— Геннадий, наконец-то! — мать крепко обняла сына. — Я всякое передумала… Ешь и скорее к военкомату.
Пока Ольга Ивановна хлопотала с обедом, Гена прилег на кушетку и сразу уснул.
Вдруг город сотрясли взрывы — один, другой, третий…
— Гена, Гена, проснись! — теребила сына испуганная Ольга Ивановна.
Геннадий сонно, непонимающе посмотрел на мать.
— Проснись же! Фашисты бомбят город. Слышишь? Скорее давай уходить.
Ольга Ивановна выпрямилась. На черные, вьющиеся волосы накинула шелковую косынку, взглядом обвела комнату. Вещи, когда-то такие необходимые, потеряли всякую ценность. Она никогда не показывала сыну свою слабость, а сейчас крупные слезы текли по лицу.
Как во сне услышала Ольга Ивановна голос сына:
— Пойдем же, мама!
В городе царила суматоха. Голеневы торопливо прошли мимо решетчатого балкона крайсуда, вверх по проспекту.
— Мама, а что если все машины ушли?
Ольга Ивановна и сама уже беспокоилась об этом, но сыну ответила:
— Не может быть. Уедем еще. Должны уехать…
Возле военкомата никого не оказалось. Геннадий бросил вещи на ступени, вбежал в опустевший двор.
— Уехали! — закричал он. — Мама, слышишь, уехали! — Геннадий посмотрел по сторонам. — Мишка! — вдруг бросился он к подходившим парню и женщине. — Вот это здорово! Откуда ты? Нас теперь много, не пропадем!
Миша Алексеев и его мать Екатерина Никитична жили с Голеневыми в одном доме. Ребята давно дружили. Сейчас оба особенно обрадовались нежданной встрече. Вчетвером обсудили, как быть. Решили добираться до Невинномысско-го шоссе, а там — на попутной.
Едва вышли на окраину, снова началась бомбежка. Теперь уже где-то внизу, у вокзала. Но что это? У ребят от страха расширились глаза: парашютный десант!
— Все… — Миша беспомощно опустился на придорожный камень.
