Оркестр - [7]

Памела. С ними надо быть строгой. Когда моя дочка жила у меня…

Патриция(перебивая). Представляете себе, что она придумала прошлой зимой? Стала большой палец сосать!

Памела. Моя мать мазала мне горчицей. Но как со стариками — я не знаю.

Патриция. Горчицей, еще чего! Да для нее это лакомство! Она обожает горчицу! Она обожает все, от чего ей плохо! Что бы было, если бы я разрешала ей есть все, что она хочет! Но я, если вижу, — сразу по рукам! И за обедом без десерта! Это для нее самое страшное! Да у меня бы все деньги только на сладкое и уходили, если бы я ей разрешала!.. Но тут у меня принцип. Чтобы в доме — ни конфетки! Если кто-то приходит в гости и приносит, я прячу коробку и даю по одной, раз в неделю, в воскресенье — и то, если хорошо себя ведет! Вы бы послушали, как она хнычет перед буфетом, где они лежат, если она наказана. «Конфетку!.. Конфетку!» Совсем дитя малое!..

Памела. Да это все для их же пользы! У них от сладкого зубки портятся!

Патриция(с такой же злобной усмешкой). Бедная клянча! У нее они все давно выпали! Но здесь, вы понимаете, дело принципа. Только начни им уступать…

Памела. Все-таки не так уж легко вам приходится!

Патриция(торжественно). Сознание выполненного долга дает глубокое удовлетворение. Мамочка — для меня все в жизни, кроме, конечно, искусства. Я приношу себя в жертву, но приношу с радостью. Поверьте, я могу, не хвастаясь, сказать, что я образцовая дочь. Только нужно, чтобы она не вытворяла фокусов.

Памела. Я свою дочь отдала в деревню. С мужем я рассталась, потому что при моей работе невозможно иначе. И потом, я женщина. А мужчину никогда не устраивает ребенок в доме. И даже если случайно попадется такой, который может примириться, вы же знаете — в один прекрасный день появится новый. Но все, что я зарабатываю, идет на ее наряды! Ах! Я хочу, чтобы она была нарядной, моя кисанька! Хочу, чтобы она была совсем как маленькая женщина. В пять лет на день рождения я подарила ей костюм маркизы — настоящий, из шелка, с фижмами и бантами… Обошелся мне в двенадцать тысяч франков. Видите, ради нее я ни перед чем не останавливаюсь. Я перевела по почте деньги, чтобы ей сделали в парикмахерской завивку, и послала лак для ногтей и губную помаду — в гарнитуре. Это было чудо! Глаз нельзя было оторвать, и эти красненькие ноготочки, губки накрашенные, и вся такая прелесть! Вылитая я, моя крошка! Потому-то я ее и обожаю! К сожалению, остаться я не могла, я поссорилась с Фернаном, он не захотел выйти из машины, не переставая гудел. «Мамочка! Мамочка! — Она прямо рыдала малютка. — Ты меня даже не поцеловала!» (Вздыхает.) Хотелось бы с ней почаще видеться, но что вы хотите — жизнь есть жизнь. В конце концов, она получила костюм маркизы. Вырастет — вспомнит.

Патриция. У настоящих артистов доброе сердце. Мне вот друзья говорят, что я должна ее отдать в специальный дом, где за ней будет полный уход и у нее будет все, что ей нужно, у бедной клянчи! Конечно, ей там было бы лучше, чем дома, где она почти все время одна — я-то ведь на работе! Но я, честное слово, не смогла бы… Лучше я буду ее наказывать со всей строгостью, когда она не просится, зато я знаю, что выполняю свой долг. Она же мне мать! Друзья говорят: «Патриция, вы — святая!» Я отвечаю: «Такой родилась!»

Памела. И вы знаете, лучше оставаться такими, какими родились! Даже если бы мы и захотели перемениться, вряд ли стали бы лучше. Возьмите меня: ведь я могла бы остаться с ее отцом и она жила бы дома. Он меня застал с Жоржем, но, в конце концов, он поверил, что это в первый раз. В каких семьях такого не бывает; потом все налаживается, худо-бедно, особенно если есть ребенок. Жорж мне сказал: «Я уезжаю в Канны!» Я от него была без ума. Вначале я вообще думала, что без этого мужчины не смогу жить. Так я дочку и оставила. Кстати, с Жоржем мы тоже расстались через два месяца, но откуда мне было знать! Жизнь есть жизнь!

Патриция. А ваш муж — он, может быть, согласился бы, чтобы вы вернулись?

Памела. Я вообще-то думала… конечно, ради ребенка… развод еще не состоялся, а он был такой человек, что стоило бы ему меня увидеть — и все бы сразу уладилось. Я собрала чемоданчик и поехала. Но в поезде встретила одного… Я была при деньгах, заказала себе рюмочку, в купе мы были одни. Знаете, как это бывает! (Вздыхает.) А ведь я купила дочке такой красивый каннский костюм, со шляпкой и корзиночкой из соломы! Все в тон! Словом, я послала его по почте… Она все же, наверно, была очень рада, моя лапочка… Подружки ее в школе полопались от зависти. Она мне написала, что они говорили: «Везет же, у тебя такая мать!» Еще бы! Вы подумайте — я купила самую красивую модель, фартучек из настоящего шелка… Я ради своего ребенка ни перед чем не остановлюсь!

Патриция. Так же, как я ради своей матери: я все отдаю, всем жертвую, и единственное, что мне нужно, — чтобы она слушалась, а иначе — бац! — и потом без десерта. Мы себя приносим в жертву, так будьте любезны, платите благодарностью!

Входит Леона.

Леона. Я ее всюду искала, и в туалете ее нет. Там вообще-то одна кабинка была занята, но я побоялась стучать.